Михаил Барановский
«Невостребованный прах»

Действующие лица:

1. АЛИК– брутальный мужчина под пятьдесят.
2. ИЛЬЯ– тех же примерно лет, волосы убраны в хвост, пользуется очками для чтения.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Выходят из крематория, в руках у Ильи урна с прахом.

АЛИК. Вы были на панихиде?

ИЛЬЯ. Нет. А вы?

АЛИК. Нет.

ИЛЬЯ. Я болел. Как раз в это время. Неловко как-то вышло…

АЛИК. «Неловко»… И чем болели?

ИЛЬЯ. Странный вопрос.

АЛИК. Мне так не кажется, но можете не отвечать, если не хотите. Сегодня последний день, понимаете? Если бы сегодня никто не забрал, то всё Вы читали, что там, у них, написано? Прах сохраняется в тече-ние одного года. По истечении срока хранения, администрация имеет полное право закопать ее в месте захоронения«невостребованных прахов». Без без урны, без имени, без фамилии, без дат. Без ниче-го В общей могиле

ИЛЬЯ. Не кричите на меня Сами-то почему не забрали вовремя?

АЛИК. Были причины Уж поверьте

ИЛЬЯ. Верю. Причины всегда найдутся. Стоит только умереть, как тут же все теряют к тебе интерес.

АЛИК. Ну, это нормально, по-моему…

ИЛЬЯ. Да ни черта это не нормально Господи

Останавливаются у скамейки. Молчат. Алик закуривает.

АЛИК. Курите?

ИЛЬЯ. Нет.

АЛИК. Черт… Ну, не знаю… Закрутился я как-то…

ИЛЬЯ. Закрутился? Год прошел Что, склероз?

АЛИК. Ага. Склероз– мое второе имя.

ИЛЬЯ. А первое?

АЛИК. Не помню. Ну, нехорошо получилось конечно. У нее же, по-моему, ни-кого нет. В смысле, никаких родственников. Алик меня зовут, если серьезно.

Потягивает руку. Илья ее пожимает.

ИЛЬЯ. Илья. Очень приятно. Ну… так принято говорить.

АЛИК. А вы, простите, кем ей приходитесь? Ну, приходились…

ИЛЬЯ. Я? Другом. А вы?

АЛИК. И я.

ИЛЬЯ. Не очень ей, похоже, с друзьями везло.

АЛИК. Ей вообще не сильно везло. В противном случае, мы бы с вами здесь не стояли.

ИЛЬЯ. И то верно… Ветрянкой.

АЛИК. Что, простите?

ИЛЬЯ. Ветрянкой я тогда болел. Ребенок заразил.

АЛИК. Взрослые плохо детские болезни переносят. Ветрянка, краснуха… Все это лучше не откладывать. Всему свое время, как говорится. Если в детстве чем не переболел – во взрослом возрасте тяжелая форма гарантирована.

ИЛЬЯ. Вы врач?

АЛИК. Нет, писатель. А вы?

ИЛЬЯ. Художник.

АЛИК. Художник, писатель и актриса Какой бомонд

ИЛЬЯ. Да, богема…

АЛИК. Странно, что без композитора обошлось. (спохватившись) Стоп! Художник? Так это ваш портрет у нее в спальне висел? В смысле, кисти вашей?

ИЛЬЯ. Моей.

АЛИК. Ну, с сиськами вы ей польстили, конечно. (пауза) Тут я, похоже,себя выдал. Ну, ладно… Хотя, сиськи у нее были неплохие. Но меньше, чем у вас. В смысле, на картине. Они там уже с имплантантами. У нее же идея фикс была – хотела себе сиськи сделать побольше. Ну, вы, наверное, в курсе… А мне и те нравились.

ИЛЬЯ. Откровенный какой разговор пошел…

АЛИК. Ну, а что? Все же понятно. И мне, и вам.

ИЛЬЯ. Что понятно?

АЛИК. Ну, слушайте… Вы явно в детстве чем-то еще не доболели, кроме ветрянки.

ИЛЬЯ. Чем именно?

АЛИК. Ну, комплексы эти…

ИЛЬЯ. Вы точно не доктор?

АЛИК. Да тут не надо быть Фрейдом… Может вас слишком рано начали высаживать на горшок, может слишком поздно– не важно. Но вы не держите удар. «Ах, она спала не только со мной». Радуйтесь, что нас здесь только двое Хотите, я подержу урну? Я ж вижу– вам неприятно.

ИЛЬЯ. Все нормально.

АЛИК. Ну, и что будем с ней делать?

ИЛЬЯ. Не знаю. Какие есть варианты?

АЛИК. Похоронить, развеять… Или дома на камин поставить. Будет, скажем, полгода у вас, полгода у меня. Чтобы по честному. Как при жизни. Впрочем, я могу обойтись.

ИЛЬЯ. У меня нет камина.

АЛИК. Черт! Это причина. У меня тоже. К тому же, жена вряд ли поймет. Надо сказать, она и от живой была не в восторге. Да и дети начнут вопросы задавать. А что у вас с этим?

ИЛЬЯ. С чем?

АЛИК. Жена? Дети или что-нибудь в этом роде?

ИЛЬЯ. И жена, и ребенок.

АЛИК. А! Ну, да – ветрянка.

ИЛЬЯ (задумчиво) Тридцать семь ей было… Вот так живешь, думаешь о всякой ерунде: пожарить сырников на завтрак или сделать яичницу, взять ли с собой зонт на случай дождя, хватит ли денег на отпуск… И вдруг– бац – вместо всего этого урна с пеплом… В голове не укладывается.

АЛИК. Серьезно? (пауза) Вы готовите? Можете сырники? Сами?

ИЛЬЯ. Могу… Не только сырники.

АЛИК. Завидую. Я вот… ну, разве что яичницу. А она блины делала. Вкусные.

Смотрят на урну с прахом.

ИЛЬЯ. Да…

АЛИК. Вам тоже?

ИЛЬЯ. Угу.

АЛИК. Черт.

ИЛЬЯ. Что?

АЛИК. Вам-то на кой эти блины? Вы же сами можете.

ИЛЬЯ. Ну, это другое…

АЛИК. Вот интересно, а все остальное…?

ИЛЬЯ. Что?

АЛИК. Тоже под копирку?

ИЛЬЯ. Давайте не будем углубляться.

АЛИК. Что так? Пуркуа бы и не па?

ИЛЬЯ. Зачем? У вас были с ней одни отношения, у меня– другие…

АЛИК. С чего вы взяли?

ИЛЬЯ. Не будем об этом. Ну, раз уж так вышло, что мы здесь встретились по такому прискорбному поводу, и всё всплыло, давайте хотя бы не будем развивать.

АЛИК. Боитесь узнать правду? Ну, как скажете… Вы видели ее на сцене?

ИЛЬЯ. Да, был как-то на одном спектакле. Что-то по Островскому, кажется. Давно еще…

АЛИК. «Гроза».

ИЛЬЯ. Наверное.

АЛИК. Точно вам говорю. Катерина. «Отчего люди не летают?». Ну и как вам?

ИЛЬЯ. Что?

АЛИК. Ну, не Островский же! Она вам как? Как актриса?

ИЛЬЯ. Хорошо.

АЛИК. Угу… То-то здесь не больше двух поклонников ее таланта. Но мы-то ее любили не за это.

ИЛЬЯ. Слушайте, о ней надо либо хорошо, либо никак. Через паузу. Вы ее что, действительно любили? Ладно, не отвечайте. Извините.

АЛИК. Представьте себе… Но за блины больше, чем за театральные роли. А вы?

ИЛЬЯ. Что?

АЛИК. Вы ее любили? Что вы такой… непонятливый?

ИЛЬЯ. Ладно, давайте развеем ее здесь и разойдемся.

АЛИК. Шутите? Тут, у стен крематория? Чем это будет отличаться от захоронения «невостребованных прахов»? Мы ж не хомячка хороним…

ИЛЬЯ. Хорошо. Где предлагаете?

АЛИК. Не знаю. В фильмах это обычно какой-то утес над океаном…

ИЛЬЯ. К океану я с вами не поеду.

АЛИК. Жаль, по-моему романтичная могла получиться история.

ИЛЬЯ. Ну, это же вы писатель…

АЛИК. Кстати, вы с ней ездили куда-нибудь? Ну, на море там или в горы? В Европу?

ИЛЬЯ. А вы?

АЛИК. Я первый спросил.

ИЛЬЯ. Зачем вам?

АЛИК. Значит ездили. А мы несколько лет назад были в Хорватии. Есть у меня один приятель достаточно состоятельный, такой олигарх-лайт. И вот он арендовал яхту с капитаном, поваром, и меня пригласил. Ну, то есть, он с барышней и я с ней (кивает в сторону урны). И от одного городка к другому шли вдоль берега, к вечеру причаливали– гуляли, сидели в каком-нибудь ресторанчике, а утром– снова в море. Было у нас с ней такое развлечение: прыгали в воду за корму, капитан бросал нам веревку(концы, как они говорят), и яхта тащила нас за собой с такой скоростью, что трусы слетали. То есть, если хочешь почувствовать себя дельфином, то лучшего способа не найти. Орали, как сумасшедшие, когда нас на волнах подбрасывало. Да… И вообще… Практически все время на воздухе, свежая рыба, овощи, фрукты… Должен вам заметить: стоял, как эбонитовый .

ИЛЬЯ. Не должны.

АЛИК. Хорошо отдохнули. Мда… Увы, ничто хорошее хорошо не заканчивается.

Через паузу. Как же я соскучился по блядству!

ИЛЬЯ (раздраженно) Давайте уже что-то решать. Думаю, лучше ее похоронить.

АЛИК. Вы ж развеять только что хотели? Ну, ладно, давайте похороним. Тут есть кладбище при крематории.

ИЛЬЯ. Колумбарий называется.

АЛИК. Колумбарий… «Колумбарий пикчерз» представляет…Надо выяснить, как это делается. Думаю, все не так просто… Все-таки хорошо, что ее кремировали.

ИЛЬЯ. В каком смысле?

АЛИК. У нас людей хоронят ужасно, по-варварски. А ведь смерть– штука деликатная. Интимная. Помню, как-то плохо мне стало после тренировки в спортзале. Вышел из душа, полотенцем подвязался, и тут такое дело: ноги не слушаются в голове муть– вот-вот сознание потеряю. Ложусь на кушетку в раздевалке. Чувствую– помираю. И вот знаете, как бывает… В книжках часто встречается… Фраза такая избитая: «вся жизнь промелькнула перед его мысленным взором». А тут ничего такого, а только одна мысль: что, если кто-то зайдет, а у меня яйца выглядывают из-под полотенца… А ведь это вполне могла быть последняя мысль. Понимаете, о чем я?

ИЛЬЯ. Да, это нехорошо…

АЛИК. А мертвый человек вообще беззащитен– что хочешь с ним делай. Раньше помню выставляли гроб с мертвецом прямо перед подъездом. И вот он там лежал в гробу всем напоказ. А человек в гробу, будь он при жизни хоть писаным красавцем, выглядит не очень. Ну, это в Америке, например, целая индустрия по прихорашиванию покойников. Там тебе и грим наложат и костюмчик подберут… И пахнуть будешь, как искупанный младенец– лавандами с розмаринами. А у нас-то ничего такого никогда не было. Как помер небритый и с перхотью– таким и в гробу окажешься. Человеческая психика так устроена, что, как Штирлиц говорил, – запоминается последнее. И ты потом помнишь только вот это вот… Изуродованного смертью человека. И это так в тебя въедается, что затмевает все другие воспоминания. Остается в памяти только серое, обескровленное лицо со впалыми щеками и заостренным носом… И еще трупный запах, который ничем не отбивается– даже венками из хвои. И потом, многие годы, украшая елку с ребенком, будешь ощущать этот резкий сладковатый привкус… И вот лежит. Мимо соседи шастают– взглядом об него спотыкаются. Дети тоже гуляют, а тут такое… Еще оркестр духовой играл– было принято. Помните? «Похоронный марш». Марш! Не знаю… У меня смерть плохо с маршем сочетается. В общем, со свадьбой, признаться, тоже. Очень много маршей обязательных для прослушивания. Кто это придумал? Как-то нелепо– на кладбище в темпе марша.

ИЛЬЯ. Это верно. Хорошо, что мы не видели ее мертвой.

АЛИК. Да, хоть с этим повезло. Не понятно только, как все это вышло: почему не похоронили, а кремировали?

ИЛЬЯ. Может было какое-то завещание…

АЛИК. И кому она его оставила? Может все-таки композитор?

ИЛЬЯ. Не знаю. Мне из театра позвонили уже по поводу праха… У нее в телефоне… там немного номеров было…

АЛИК. Да, мне тоже из театра…

ИЛЬЯ. И как только раньше люди без телефонов умирали? Но крематорий здесь вполне современный. И в общем, всё достаточно цивилизованно, по-европейски. Я как-то в Германии был. У меня там родители живут. И вот иду по улице, а навстречу их знакомая, такая мрачная довольно женщина и скупая на эмоции. А тут идет вся аж светится. Меня заметила и вообще засияла: «Я только что с кладбища – говорит возбужденно. – Если б ты только видел, как здесь хоронят! Как хоронят».

АЛИК. Немцы, да. У них большой опыт… Кстати, в Израиле тоже хорошо хоронят. Без гробов. Заворачивают в саван с головой. Так что никто не видит покойника.

ИЛЬЯ По-моему, это не очень хорошо.

АЛИК. Что именно?

ИЛЬЯ. Ну, чисто теоретически может оказаться, что там какой-то другой покойник, а не тот, которого вы пришли хоронить.

АЛИК. Ну, не знаю. Это, если в роддоме ребенка перепутали или специально подменили, и отдали не тем родителям, тогда– да, коллизия. А если покойника не под той табличкой похоронили, то это, по-моему, не самая большая беда.

ИЛЬЯ. Зря вы так думаете. Вот только представьте, что из года в год ходите на могилу к своему родственнику, разговариваете с ним, а там не он, а какой-то совершенно другой человек лежит.

АЛИК. Да, проблема… Это, как ошибиться номером телефона. Но только в том случае, если предположить, что он вас действительно слышит на том конце провода.

ИЛЬЯ. А может и слышит.

АЛИК. Там? Под полутораметровым слоем земли? В заколоченном гробу? Я уж не говорю, что мертвый? А если вообще прах? Дайте сюда. Берет урну, трет ее, как лампу Алладина, прикладывает к уху, как телефон. Алле! Алле! Муся, слышь! Это Алик. Мы тут с Илюшей только что из крематория. Слышь, Мусь! Вот думаем, где тебя похоронить. Ну, в смысле, закопать или развеять? Мусь, тебе как было бы удобнее? Алле Мусь? Что-то сигнал пропадает Мусь, не слышно, нихера! Может знак подашь какой? Ну, там куст подожжешь или молнией метнешь? А то мы в растерянности. Мусь? Ну. всё, до связи. (Возвращает Илье урну.) Держите. Спиритический сеанс не удался. Но можем как-нибудь повторить.

ИЛЬЯ. Ну, зря вы ерничаете. Все не так прямолинейно конечно… Вот смотри-те, раньше, к примеру, практически все были атеистами и смеялись над теми, кто верил в загробную жизнь. Они казались нам отсталыми, темными, забитыми такими… А сейчас, что происходит …

АЛИК. Что?

ИЛЬЯ. Вот ровно всё наоборот Ученые, то есть самые продвинутые, опираясь на новейшие достижения в области физики и биологи, приходят к мысли, что жизнь после смерти действительно существует. Что она имеет нелинейную размерность, а подобна многолетнему цветку возвращается, чтобы цвести в мультивселенной.

АЛИК. В мультивселенной? Ну, не знаю… Как-то это сложно для меня. Мне кажется, всё имеет начало и конец. И больше ничего не существует. Вообще ничего. Никакой мультивселенной. Умер, так умер. А вот это – туда-сюда…

Стоят молча.

АЛИК внезапно Я вот подумал: а вдруг вы правы?

ИЛЬЯ. Вы о чем?

АЛИК. Что, если это не ее прах?

ИЛЬЯ. Что за ерунда? Надевает очки, рассматривает урну. Нет, ну, тут же написано…

АЛИК. Ну, мало ли, что написано Что, если действительно перепутали? И там не она?

ИЛЬЯ. Не выдумывайте.

АЛИК. Может она вообще не умирала?

ИЛЬЯ. Как это?

АЛИК. Как-как! Мы же не видели ее мертвой! Мы не были на похоронах Что, если всё это розыгрыш? Что, если она все это специально устроила? Ну, артистка!

ИЛЬЯ. Не валяйте дурака. Зачем бы ей?

АЛИК. Посмотреть на нас дураков Послушать, что мы о ней тут говорим. И, в конце концов, выбрать достойного.