Анатолий Курчаткин
«Бабий дом»

Действующие лица:

• Нина Елизаровна – моложавая, хорошо сохранившая женщина 50-и лет
• Лидия – ее старшая дочь, молодая привлекательная женщина 30-и лет
• Аня – младшая дочь Нины Елизаровны, девушка около 18-и лет с вызывающими манерами
• Бабушка – мать Нины Елизаровны, парализованная старуха 72-х лет
• Андрей Павлович – друг Лидии, 40-летний мужчина энергичного вида
• Миша – молодой человек 22-х лет, ухаживающий за Аней, в «фирменных» джинсах и лихо заломленной шляпе
• Марина – подруга Лидии, молодая женщина 26-и лет, очень эффектная, с ослепительной улыбкой
• Евгений Анатольевич – поклонник Нины Елизаровны, мужчина провинциального вида 52-х лет, с мягкими доверчивыми глазами
• Виктор Витальевич – один из бывших мужей Нины Елизаровны, отец Анны, преуспевающего вида мужчина 50-и лет, в черном кожаном пиджаке
• Слесарь-сантехник – парень лет 30-и
• Телефон – непременно красный и с длинным шнуром, чтобы можно было носить его повсей квартире

Действие первое
Картина первая
Двухкомнатная малогабаритная квартира. Сцена представляет собой большую
комнату этой квартиры. В правом углу дальней стены – дверь в другую комнату, в которой лежит парализованная бабушка. Наискосок, в левой стене, – дверь, ведущая в прихожую, на кухню, в санузел. Обстановка комнаты – самая стандартная и, что называется, ширпотребовская. Платяной шкаф, сервант, книжный шкаф, диван-кровать, два кресла, торшер, журнальный стол, обеденный стол со стульями.
Стандартность эта, однако, обжитая, уютная. Там на стене кованый подсвечник с
толстой витою свечей, там какой-то эстамп, а прямо напротив зрителя, на дальней стене, над диван-кроватью – медвежья голова с висящим на ней старой работы, дорогим, с серебряной инкрустацией ружьем. Некоторую дисгармонию в эту обжитость вносит голубая умывальная раковина, лежащая на полу посередине комнаты вверх дном.
Действие происходит в последнее десятилетие советской поры. Но – с некоторыми изменениями внешней оболочки событий – могло бы происходить и десятилетия спустя. Утро обычного осеннего дня. Серенький блеклый рассвет вливается через окно в правой боковой стене. В полупотемках комнаты видны спящие на диван-кровати Нина Елизаровна и на расставленной подле стола раскладушке Аня. Резко и пронзительно звонит будильник. Он стоит на столе, нажать на его кнопку сподручнее всего Ане, но она лежит, не шелохнется.

НИНА ЕЛИЗАРОВНА (с дивана, шепотом). Аня! Аня! Нажми же! Бабушка проснется!
АНЯ (со стоном приподнимая голову и тут же валясь обратно на подушку). О-ой,
сейчас!..
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (вскакивая с постели, гневно). «Сейчас» твое!.. (Дошлепывает до стола и зажимает звонок). Совсем о других лень подумать. Бабушка сегодня до трех часов не спала!
АНЯ (снова пытаясь оторвать голову от подушки, протяжно). О-ой!..

Дверь в другую комнату открывается, из нее выходит Лида и быстро прикрывает дверь за собой. Она, как и мать, в ночной рубашке.

НИНА ЕЛИЗАРОВНА (Ане). Не «ой», а раньше, моя дорогая, нужно приходить домой.
ЛИДА (от двери, сонно, потягиваясь). Стихами ругаетесь?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (оборачиваясь к ней, не поняв). Какими стихами? Бабушка
проснулась?
ЛИДА. Раньше еще. Я ей уже судно давала. Через вас только выносить не хотела.
АНЯ (наконец садясь на постели, по-прежнему протяжно). О-ой!.. Кто это придумал, чтобы на работу так рано?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Девять часов – рано? Ну, моя дорогая!
АНЯ. Так сейчас-то семь еще.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (направляясь мимо старшей дочери в соседнюю комнату).
Ложиться вовремя – и семь часов будет не рано. Не болтаться неизвестно где до часу ночи!
ЛИДА (матери, тихо). Ну, а когда же «болтаться», как не в восемнадцать лет.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (не приняв ее предложения понизить голос, громко). И в тридцать, я понимаю, тоже не поздно!
АНЯ (матери). А что про пятьдесят скажешь?
ЛИДА (останавливающе). Аня!
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (младшей дочери). Я за тебя еще в ответе пока. Ясно? А матери ты не судья. И чтобы в последний раз подобное слышала!

Она заходит в соседнюю комнату и захлопывает за собой дверь.

ЛИДА. Что ты суешься не в свои дела?
АНЯ. А что она не в свои?
ЛИДА. Ох, Анька!.. (Идет к двери, что ведет в прихожую, задерживается в проеме). Ты же ей дочь, не она. Понимаешь, что такое материнское чувство, нет? (Машет рукой) Нет, не понимаешь еще.
АНЯ. А ты-то откуда понимаешь?
ЛИДА (через паузу). Просто я уже не маленькая. Оттуда.
АНЯ (встает с раскладушки). И я тоже уже не маленькая, чтобы за каждым моим шагом следить. Ничем дурным я, к твоему сведению, не занималась.
ЛИДА (со враз вспыхивающей любяще-любопытствующей улыбкой). А чем ты
занималась?
АНЯ (пожимая плечами). Стояла в подъезде здесь.
ЛИДА. Целовались?
АНЯ (отмякая). И не более того. (Подходит к Лиде, торопливо). Слушай, мне кажется, ужасно меня любит. Краснеет. Хочет поцеловать – и боится. Смешно! Двадцать два уже, взрослый такой, армию отслужил, а боится. Пришлось самой действовать.
ЛИДА. Это который? Миша?
АНЯ. Он, ага. Жалко, ты его не видела, когда он за мной в театр заходил. На сегодня тоже куда-то достал. Часов так около шести зайдет. Будешь?
ЛИДА. А точно зайдет?
АНЯ. Как собачка прибежит!

Дверь соседней комнаты открывается, оттуда с судном в руках выходит Нина
Елизаровна.

НИНА ЕЛИЗАРОВНА (сердито). Все еще здесь? Будете потом от умывальника друг друга пихать, опаздывать. (Лиде, с укоризной). Ты-то уж не ребенок ведь!
АНЯ (с упрямством в голосе). И я – тоже!
ЛИДА (вспомнив). Да, мама! Я тебе забыла вчера… я на сегодня слесаря вызвала.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Какого слесаря?
ЛИДА. Раковину, наконец, нужно установить? Не для мебели же мы купили ее. Целый месяц уже стоит здесь.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (поняв). А, ну да. Все некогда… забываешь. Молодец. Ну-ка
пропустите меня.

Лида с Аней пропускают мать и затем обе одновременно бросаются к двери,
каждая пытаясь проскочить вперед.

ЛИДА. Анька, не щиплись!
АНЯ. Мне на пять минут раньше выходить!
ЛИДА. А мне дольше у зеркала стоять!

В конце концов Лиде удается проскочить вперед, и Аня с обиженным видом, ворча, тащится обратно к раскладушке.

АНЯ. Издеваются все над младшей…

В открытую дверь слышен звук спускаемой в унитазе воды. С опростанным судном входит Нина Елизаровна.

НИНА ЕЛИЗАРОВНА (подавая Ане судно). На, отнеси к бабушке.
АНЯ. А тебе самой трудно?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Мне нет. Но я хочу, чтобы это ты сделала.
АНА (глядя мимо матери). Я не могу туда заходить. Меня тошнит.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (сдерживаясь). Лида там даже спит. И ничего.
АНЯ. Я не Лидка. Она такая, а я другая. Я не могу.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (с бешенством, но тихим голосом, чтобы не было слышно в
соседней комнате). Она тебя нянчила! Она тебя больную выхаживала! Она бабка тебе, кровь твоя, да ты обязана!

Аня с демонстративностью выхватывает из рук матери судно, идет,
демонстративно держа его на расстоянии от себя, в соседнюю комнату. Оттуда
доносится грохот не поставленного, а скорее брошенного на пол судна, и Аня тут же показывается в дверях.

АНЯ (матери). Все! Довольна?

Нина Елизаровна, все это время стоявшая неподвижно, проводит обеими руками по лицу, качает с горечью головой.

НИНА ЕЛИЗАРОВНА. В кого ты такая, боже мой! Ведь кобыла уже, замуж можно… а тебе все бы одни удовольствия от жизни. И никакой цели. Светка, подруга твоя, что, талант какой-то? Нет, хуже тебя училась. А поступила, и учится, второй курс уже. А ты прыг да прыг, ведь в руки учебников не брала! Да я не уверена даже, что ты на экзамены ходила.
АНЯ (убирая постель, матрас с раскладушки в платяной шкаф, составляя раскладушку). А если б и не ходила? Вон (кивает в сторону прихожей, подразумевая Лиду), ходила, экзамены сдавала, сидела-зубрила, диплом получила – и нужен он ей?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (тоже принимаясь за свою постель). Да не об этом в конце концов разговор: диплом, не диплом. О том, что жизнь – это не удовольствие сплошное, что в ней цель надо иметь… и что вообще (она запутывается)… что вообще не из одних удовольствий…

С полотенцем в руках, вытирая лицо, входит Лида.

ЛИДА. Мам, ты сегодня до которого часа дома? (Замечает по их поведению, что между ними за это время что-то произошло). Что, поцапались уже? (Никто ей не отвечает, и, не дождавшись ответа, она повторяет вопрос, с которым вошла в комнату). Так ты, мама, до которого часа дома?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (бросая в шкаф подушку). До часа. В два мне уже вести экскурсию. (Идет к двери в прихожую, спотыкается о раковину и чуть не падает. В сердцах). Ой, боже ты мой! Да когда уж эта проклятая раковина…
ЛИДА. Сегодня. Я же говорю, вызвала вчера слесаря.

Нина Елизаровна уходит.

(Ане). Что тут у вас?
АНЯ. Да так. Что, не знаешь мать? С пол-оборота.
ЛИДА. Она с пол-оборота, а ты-то что?
АНЯ (недовольно). Ой, Лидка, ты еще!..

Аня уходит с раскладушкой в прихожую, Лида остается в комнате одна и
начинает переодеваться. Возвращается в комнату, тоже умывшаяся, Нина Елизаровна, появляется затем и Аня – ходят по комнате, выходят, то одна, то другая возникает с чашкой руке, бутербродом, красятся, причесываются, перекидываются отдельными фразами:
АНЯ. Мам, ты чулков моих не видела?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Чулок! У тебя среднее образование.
АНЯ. Ну, чулок! Не видела?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. На кухне на холодильнике.
ЛИДА. Мам, ты чего бутерброд мой съела?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. А, так это твой. Ая думаю: вроде я себе с колбасой делала, а тут с сыром.

Аня в какой-то момент этих сборов неожиданно начинает лихорадочно метаться
по комнате, ища сумку, зонт, плащ…

АНЯ (Лиде). Ой, позвони на «сто», будь другом, сколько там времени?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (услышав). «Который час»!
АНЯ. Ой, ну у меня же нет твоего высшего!

Лида подходит к журнальному столу, снимает с аппарата трубку, набирает
номер.

ЛИДА (подражая голосу автомата). Семь часов пятьдесят девять минут.
АНЯ. Ой, опаздываю! (Хватает там-сям, бросает в сумку что-то еще, выбегает, не
попрощавшись ни с кем, из комнаты и тут же возникает на пороге вновь. Лиде,
торопливо). Слушай, так в шесть ты дома будешь, ты мне не сказала?
ЛИДА. Должна быть.
АНЯ. Тогда, слушай, Мишка придет, ты уж его займи, я, может быть, задержусь немного.
ЛИДА (с удивлением). Ты? Задержишься? На работе?
АНЯ (нетерпеливо). На какой работе! Дело у меня одно есть!
ЛИДА. Что за дело? В театр идешь! Перенеси на другой день свое дело.
АНЯ. Не могу перенести. (Прежним нетерпеливым голосом). Ой, да ну некогда мне обсуждать с тобой, я опаздываю. В общем, займи!

Не дожидаясь от Лиды ответа, снова выбегает в прихожую, там открывается и
хлопает, закрытая с размаху, дверь.

НИНА ЕЛИЗАРОВНА (вздрогнув от всхлопа двери). О, боже! Целого часа ей не хватило собраться спокойно.
ЛИДА. Мама, перестань. Что ты все на нее… Так нельзя. Ведь ты ее просто
затерроризировала.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (мгновенно взвиваясь). К бабушке в комнату она входить не хочет – я ее затерроризировала? Из зарплаты копейки в дом не вносит – я ее затерроризировала?
ЛИДА (перебивая). Мама, она еще просто невзрослая! Еще не созрела. Не чувствует еще. Не понимает. И насчет зарплаты то же. Как это так: раньше обходились без ее денег, и ничего. А сейчас вдруг вынь да положь. Она просто не понимает!
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Вот-вот. Ты все понимаешь. Все прощаешь. Оттого и в жизни у тебя так. Тридцать лет, а все с матерью…
ЛИДА (запрещающе, едва не криком). Мама! Я прошу тебя!

Нина Елизаровна хочет еще что-то сказать, но сдерживается. Некоторое время
они молча стоят напротив друг друга. Потом Лида быстро идет в прихожую и
возвращается в плаще.

(Стараясь говорить ровно и спокойно). Ты говоришь, в час где-то уйдешь?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. В два мне уже вести экскурсию. Значит, в час, конечно.
ЛИДА (что-то прикидывая про себя). Мы с Мариной возьмем работу домой, но едва ли нас отпустят раньше половины второго…
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Ничего. Час-полтора бабушка и одна побудет. В двенадцать я ее покормлю, как обычно, и побудет.
ЛИДА. Побудет… Только, по-моему, мучается она очень, когда одна остается… боится. Может быть, ты сможешь меня дождаться?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (с резкостью). Только не надо, меня не мучай. Тебе она бабушка, а мне мать. Как будто бы я не переживаю! Не могу дождаться. У меня тоже работа. И я привыкла делать ее как следует!
ЛИДА. Мама, ну ведь я тебе не в упрек! Просто попросила. Раз не можешь…

Направляется было к двери в соседнюю комнату, Нина Елизаровна ее
останавливает.

НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Я не поняла: а при чем здесь Марина? Ты сказала: «Мы с
Мариной».
ЛИДА. Да нет, она ни при чем. Просто она как будто бы вместе со мной работать пойдет. На самом деле она мне кое-какие свои вещи принесет примерить. Для поездки с Андреем.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Надо обходиться тем, что имеешь сама.
ЛИДА (терпеливо). Мне хочется быть нарядной рядом с ним. Чтобы ему приятно было. Я ведь не сама по себе буду. С ним.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Я, знаешь, была бы более счастлива, если бы ты была рядом с кем-нибудь другим.
ЛИДА. А я бы не была. о чем разговор, мама? (Идет к двери в соседнюю комнату, открывает ее. С порога в глубь комнаты). Бабушка, я ушла. До свидания. Скоро вернусь. Мама уйдет, и скоро я вернусь. (Закрывает дверь, идет через комнату к выходу).
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (словно внезапно вспомнив). Да, ты вроде кофе купила. Где он, чтоб мне не искать?
ЛИДА (останавливаясь). Кофе? Зачем тебе. Ведь ты не пьешь.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (через паузу). У меня гости будут.
ЛИДА. Сейчас, утром?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. А почему нет?
ЛИДА. Да нет, ничего. Просто так вдруг… ничего не говорила – и вдруг. Там кофе, в полке, за фарфором стоит.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. За сервизом?
ЛИДА. Да, за сервизом. (Улыбаясь). Это я его все по детской привычке так. (Стоит мгновение, ожидая, не спросит ли мать о чем-нибудь еще, но Нина Елизаровна молчит). Все, я ушла?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (с поспешностью). Да, конечно. Беги.

Хлопает за Лидой наружная дверь. Нина Елизаровна остается одна. С минуту
стоит неподвижно, затем опускается в кресло и так же неподвижно сидит в нем.
Наконец проводит со вздохом руками по лицу и поднимается. (Самой себе). Ну, ладно… (Подсаживается к журнальному столу, снимает трубку с телефона, набирает номер. Совсем иным, чем с дочерями, жизнерадостным, полным
силы голосом). Леночка, ты? Доброе утро, милая. Это я, Нина. Хотела тебя застать, пока ты не ушла еще. Я тебе обещала вспомнить вчера, как ту, из салона, зовут. Любой ее зовут. И ей надо сказать, когда позвонишь, что от Веры Петровны. И она тебя без всякой очереди. (Слушает). Да понятия я не имею, кто такая Вера Петровна. Просто Любу, и все хитрости. (Через паузу, с сокрушенностью). Ой, и я все думаю, как бы встретиться? Мы ведь с тобой
когда же это в последний раз виделись? Весна была, май, я помню… полтора года, выходит! Давай созвонимся. Давай. И мне уж невтерпеж. Пока, милая, целую. (Положив трубку, опять сидит некоторое время неподвижно, поднимается, берет с обеденного стола оставленные кем-то чашку, недоеденный бутерброд, относит на кухню, возвращается, открывает дверь в соседнюю комнату. С порога). Я, мама, здесь работаю. У нас новая экспозиция, мне нужно тексты подготовить. (Берет с книжного шкафа папку, раскрывает ее, располагается за обеденным столом, начинает работать. Тишину нарушают лишь негромкие, до того вообще не слышные уличные звуки: рев мотора
проехавшей тяжелой машины, короткий автомобильный сигнал… Рассвет за окном переходит в полный светлый день. Нина Елизаровна взглядывает на стоящий перед нею будильник и всполошенно вскакивает). О, господи! Уже десять! (Быстро собирает свои бумаги, расчищая стол, вместо старого «хозяйственного» халата, в котором была до того, надевает другой – красивый, длинный, атласный. Ставит на стол вазочку с печеньем, с фруктами, две чашки для кофе. И вся она при этом возбужденно оживлена). В прихожей раздается звонок. Нина Елизаровна бежит туда, слышно, как открывается наружная дверь. Спустя недолгое время Нина Елизаровна входит в комнату в сопровождении Евгения Анатольевича. В руках у нее цветы. Оба держатся с той неестественностью, которая выдает, что Евгений Анатольевич не только впервые дома у Нины Елизаровны, но и вообще знакомству их – небольшой срок).

ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ (обводя взглядом комнату). Ага, вот, значит, где вы живете!
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (со сдавленным смешком). И как. Не роскошно, знаете, но я
считаю, счастье не в том, чтобы в роскоши… У меня две дочери, обе уже взрослые… и у нас у всех троих хорошая, любимая работа, и мы все трое дружны… вот это, знаете, всего дороже. В этом и счастье. Я так считаю.
ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ. Я так, когда вас увидел, когда вы нашу группу повели, я так и подумал: вот сразу видно, счастливый человек. На лице у вас это было… И загадал: если вы на меня за экскурсию три раза взглянете, я к вам подойду.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (с несколько тревожной недоуменностью). Но почему же я вам показалась счастливой?
ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ. Да почему… Да потому что счастливый человек – красивый. Не довольный жизнью, сытый… а как раз так вот: работой, семьей… А вы удивительно красивы. Я, конечно, не знал, что вы… ну, свободны… но я надеялся… ведь должно же человеку, когда ему не везет в жизни, ну, вот в этом как раз… должно же в конце концов повезти…
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (положив цветы на стол, с поддразнивающе-призывной улыбкой). И как вы считаете: повезло?
ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ. Я полага…

Он ступает вперед, протягивая к Елизавете Елизаровне руки, Нина Елизаровна
подается к нему, но Евгений Анатольевич цепляется ногой за умывальную раковину, оказавшуюся у него на пути, едва удерживается на ногах и конфузится.

Ч-черт!
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (испуганно). Ой, боже мой! Вы не ушиблись?
ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ. Да пустяки…
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Ну, слава богу! А то уж я… (Торопливо). Знаете, купили вот, нужно в ванной поменять, та протекает, пластилином, знаете, трещины замазываем… И вот лежит здесь, чтобы на виду… да и некуда больше. У меня, знаете, бабий дом, четверо – и все женщины, это, наверное, пустячная работа – раковину поменять, но если бы мужские руки в доме…
ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ (поняв ее слова как намек). Я с удовольствием! Для вас, Нина… Я вообще не боюсь никакой работы. Там разводной ключ нужен. Есть у вас разводной ключ?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Женя! Ну что вы! Какой разводной ключ? (Смеется). У нас
отвертки нет! (Меняя тон). Давайте кофе пить. Вы пьете кофе?

Евгений Анатольевич молча кивает.

Чудесно! Видите, как чудесно назначать свидания по утрам: можно пить кофе и не бояться, что потом не уснешь. (Говоря это, она идет к двери в прихожую и на ходу легким касанием дотрагивается рукой до его плеча).

Евгений Анатольевич быстро поворачивается вслед ей, пытается схватить ее
руку, но Нина Елизаровна ускользает.

Одно мгновение!

Евгений Анатольевич остается один. Смотрит на раковину, о которую запнулся, и
сокрушенно вздыхает. Оглядывает стол. Замечает ружье на стене, подходит к нему и рассматривает со все возрастающим интересом. С кофейником в руках появляется Нина Елизаровна.

НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Прошу!
ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ (с восторгом). Какое у вас ружье, Нина! Я не охотник и не разбираюсь, но у меня есть приятель, и у него подобное, старинное еще, так ведь ему цены нет!
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Это папино, от него осталось. А ему еще до моего рождения в награду за что-то вручили. В детстве знала за что, сейчас забыла.
ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ (с невольным почтением в голосе). А что отец… он у вас кем был?
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (с удовольствием). Да, вы правильно догадались. Он в нескольких книгах о гражданской войне упоминается. Он мамы на пятнадцать лет старше был. Но она была с ним счастлива. Несмотря ни на что.

Евгений Анатольевич, слушая ее, тянется к ружью, чтобы снять его, Нина
Елизаровна останавливает Евгения Анатольевича.

Не трогайте, вы что! А вдруг заряжено? Оно тут висит и висит… а вы ведь не понимаете!

Евгений Анатольевич отдергивает руки.

ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ. Да, действительно… А почему вы сказали: несмотря ни на что? Счастливы, несмотря ни на что.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Да жизнь потому что ей выпала… У папы трое детей от прежней жены, всех пришлось растить, да я еще появилась. И все по гарнизонам. Ни института, никакой другой жизни. Но папа такой был… наверное, с ним и я бы могла так. Наверное. Не знаю. Все-таки мама еще других была представлений о жизни… (Умолкает, молчит мгновение и словно встряхивается). Ну, будете пробовать мой кофе?

Евгений Анатольевич согласно разводит руками – «А как же!» – они садятся за
стол, и Нина Елизаровна разливает кофе по чашкам.

(С прежней поддразнивающе-ободряющей улыбкой). А вы мне о своей жизни?
Расскажите! Ведь я только то о вас знаю, что вы в Москву в командировку на какие-то курсы приехали.
ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ (со стесненностью). Вот так специально… хм, неловко
как-то… Ну да, в командировку. Министерство наше курсы по АСУП, автоматизированная система управления такая, провести для нашего брата решило. Я вообще диспетчер. На заводе. Старший вообще диспетчер, но это уже так, без разницы. В мои годы быть просто диспетчером несолидно (похмыкивает). Что это такое, вы представляете? Да романтического такого ничего особо. У завода, как вы понимаете, план, график прохождения заказов… детали какой-нибудь вовремя не оказалось – все полетит. Вот и следишь. Звонишь, требуешь, упрашиваешь. Ты кричишь, на тебя кричат. Обычное, в
общем, дело.
НИНА ЕЛИЗАРОВНА. Вы? Кричите? (Смеется). Так на вас не похоже.
ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ. Вы правы, да. Мне это тяжело. Но что поделаешь… ничего не поделаешь. (Тянется рукой к руке Нины Елизаровны на столе и накрывает ее своей рукой). Какая вы, Нина… я был уверен, я это почувствовал… как вы все тонко и точно…
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (закрывая глаза). Женя! Ах, господи, как это смешно, в нашем-то с вами возрасте… Я, знаете, когда вы подошли, я вас сразу… да, именно почувствовала… тоже… а я, знаете, я очень нелегко иду на сближение…
ЕВГЕНИЙ АНАТОЛЬЕВИЧ (вставая и двигаясь в огиб стола к Нине Елизаровне, не отнимая от ее руки своей). Ни-ина!...
НИНА ЕЛИЗАРОВНА (по-прежнему с закрытыми глазами, поднимая к нему лицо). Же-еня!..

В соседней комнате с тяжелым грохотом что-то падает. Евгения Анатольевича с
Ниной Елизаровной будто отбрасывает друг от друга.

Ой, боже мой! (Вскакивает, бросается к двери в соседнюю комнату и исчезает за ней). Евгений Анатольевич остается один. Растерянность и недоумение на его лице мало-помалу сменяются чувством глубочайшего огорчения. Он отхлебывает кофе из чашки, озирается, подходит к книжному шкафу, но и смотреть книги сверх его сил. Наконец дверь соседней комнаты открывается, и из нее выходит Нина Елизаровна.....