Алексей Слаповский
«Наталия, Анталья, Анатолий»

Действующие лица:

• НАТАЛИЯ
• АНАТОЛИЙ

Время: вечер. Место: городская квартира. Вещи и предметы: случайные. Огромная фаянсовая ваза на полу.

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

АНАТОЛИЙ входит в свою квартиру. Он тороплив. Что–то попалось ему на глаза, не предназначенное для чужих глаз. Убирает. Застыл. Ждет. Выглядывает в окно. Подходит к двери. Опять – к окну. Звонок. Идет открывать.

Появляется с НАТАЛИЕЙ.

НАТАЛИЯ. Здравствуйте. Что это вы – открываете и не спрашиваете, кто?

АНАТОЛИЙ молчит.

Я страховой агент. Страхование личного имущества, недвижимости,

автомобилей, здоровья и жизни на случай болезни, от пожара и воровства. Наталия Сергеевна меня зовут. Можно – Наталия. Но не Наталья. Наталья – это упрощенное от Наталия. А я не хочу упрощаться. В мире и так все упростилось до предела. Хотя, говорят, что наоборот, усложнилось. Ерунда. Больше стало вещей и предметов, и вообще всякого мусора. Но в смысле духовном все очень опростилось. Желаете застраховаться?

АНАТОЛИЙ. Желаю.

НАТАЛИЯ. Конец марта – а какой снег! Весь город в снегу. Я сниму пальто?

АНАТОЛИЙ. Конечно.

НАТАЛИЯ. Некоторые так и проходят, не раздеваясь. И не разуваются даже. Это неуважение к клиенту как к человеку. И вообще, в культурном смысле мы в каменном веке еще. Я вот эти тапочки надену?

АНАТОЛИЙ. Конечно.

НАТАЛИЯ. Великоваты. Но ничего... Знаете, этот город – не мой город. Я здесь родилась и выросла, и живу, но это не мой город. Не мой климат. Ужасно долгая зима. Я люблю тепло. Есть в Турции такой город на море – Анталья.

АНАТОЛИЙ. Слышал.

НАТАЛИЯ. Красиво звучит. И в рифму. Наталья – Анталья. Но я все–таки Наталия, не Наталья.

АНАТОЛИЙ. Я помню.

НАТАЛИЯ. Я на море была три раза, у нас, не в Анталье, – и каждый раз блаженствовала. Все болезни тут же уходят. Правда, у меня их и нет, грех жаловаться. Наверно, мои предки жили у моря. Я попадаю на море и чувствую – здесь моя родина. Впрочем, жизнь вообще зародилась в воде... Наталья – Анталья... В жизни многое рифмуется. Я считаю, не случайно. Нет, я стихов не писала никогда. Я просто – думаю. Вот – пол – стол. Недаром же рифмуется. Не пол – шкаф или пол– потолок. А пол – стол. Стол стоит на полу. Можно я, кстати, за стол сяду?

АНАТОЛИЙ. Садитесь.

НАТАЛИЯ. Рифмуются не только слова, но и вещи. Вот это ваше кресло ни с чем не рифмуется. А эта ваза... От чего будем страховаться?

АНАТОЛИЙ. От всего.

НАТАЛИЯ. От всего сразу?

АНАТОЛИЙ. От всего сразу.

НАТАЛИЯ. То есть и имущество страхуем, и здоровье, и машину? У вас есть машина?

АНАТОЛИЙ. Нет. Но я ее тоже застрахую. Заранее.

НАТАЛИЯ. Вы шутите. Нет, если сразу все виды страховки, это много надо заплатить.

АНАТОЛИЙ. У меня хватит. Застрахуюсь сразу и от пожаров, и от

наводнений, и от землетрясений. От укуса ядовитых змей можно застраховаться? Или, например, от жуликов?

НАТАЛИЯ. Вы богатый человек? По обстановке, извините, не скажешь.

АНАТОЛИЙ. Я скрываюсь. Я нарочно живу скромно. Я подпольный миллионер.

НАТАЛИЯ. Подпольный миллионер постороннего человека так просто не пустит. И уж какая–никакая машина у него обязательно будет. Да и вообще, сейчас все миллионеры – легальные. Стесняться некого. Так что – вы шутите.

АНАТОЛИЙ. Как и вы.

НАТАЛИЯ. Почему? (Роется в сумке.) Кажется, у меня бланки кончились. Вот досада! Может, сначала договоримся, от чего вы страхуетесь, а я завтра зайду с бланками, и мы все оформим?

АНАТОЛИЙ. Я же сказал – от всего страхуюсь. От пожара, от наводнения, от всех болезней сразу – и особенно от странных посещений незнакомых людей. Что вам нужно? Вы никакой не страховой агент. Вы, может, агент, но только вот чего вы агент? А?

НАТАЛИЯ. Странные вы вещи говорите. Я бланки забыла. Завтра принесу – и вы убедитесь.

АНАТОЛИЙ. Минутку. Пока я все не выясню, вы никуда не уйдете!

НАТАЛИЯ. А что выяснять? Нечего выяснять! Странный вы какой–то...

АНАТОЛИЙ. Я вас заметил еще в магазине. А потом вы шли за мной полчаса. Я нарочно сворачивал, шел переулками – вы шли за мной. Вы довели меня до дома, до квартиры. Зачем? Что вам от меня надо? Кто вы такая?

НАТАЛИЯ. У вас что, мания преследования? У нас, у страховых агентов, теперь новые методы. Мы наблюдаем за людьми сначала издали и решаем, к кому можно подойти, а к кому лучше не надо. Я увидела вас в магазине и поняла, что вы человек добрый, с вами можно общаться. У вас улыбка замечательная.

АНАТОЛИЙ. Кому это я улыбался?

НАТАЛИЯ. Никому. Сами себе. Взяли вдруг и улыбнулись. Наверно, что–то хорошее вспомнили.

АНАТОЛИЙ. Я не улыбался. Я это точно помню. Я еще не сошел с ума. Кто вы такая, говорите прямо!

НАТАЛИЯ. Вы улыбнулись. Со стороны ведь виднее.

АНАТОЛИЙ. Может, я просто поморщился? Это дрянной магазинишко, там вечно рыбой воняет. Я его не люблю. И улыбаться в нем никогда не буду.

НАТАЛИЯ. Но вы улыбнулись! Очень так хорошо улыбнулись. Тихо так, светло... И я подумала – это потенциальный клиент. Он, по крайней мере, не нахамит, выслушает.

АНАТОЛИЙ. Почему же вы не подошли в магазине?

НАТАЛИЯ. Я постеснялась. Я ведь только недавно стала страховым агентом. Раньше в библиотеке работала, библиотеку закрыли. Аварийное старое здание. Обещали помещение в другом доме дать – и обманули. Я лишилась работы. И стала страховым агентом. Я неопытная еще. Видите, даже бланки забыла. Вы должны мне помочь, а вы что–то подозреваете.

АНАТОЛИЙ. Чушь! Вела меня от магазина, как профессиональный сыщик, за домами, за машинами пряталась! Зачем?

НАТАЛИЯ. Ну... Не хотела раньше времени вас спугнуть. Я и не знала, что вы меня видите. Вы, значит, очень наблюдательный. И осторожный. В принципе, это хорошо.

АНАТОЛИЙ. Почему – в принципе? Это вообще хорошо.

НАТАЛИЯ. Как сказать... Все–таки надо доверять людям.

АНАТОЛИЙ. Отлично! Неизвестная женщина с неизвестными целями следит за мной, потом вламывается в квартиру и порет чушь про страховку, а сама все время шарит глазами по комнате, и я должен доверять?

НАТАЛИЯ. Я не шарю глазами. Я слегка посматриваю. Это профессиональная привычка. Страховой агент должен вприглядку оценить материальное благосостояние клиента и в зависимости от этого предлагать вид страхования.

АНАТОЛИЙ. Быстро же у вас появилась эта профессиональная привычка! Вы же недавно начали работать!

НАТАЛИЯ А я все схватываю на лету. Я очень гибкая натура.

АНАТОЛИЙ. Вот что, гибкая натура! Профессия ваша называется – наводчица! Идите и скажите своим хозяевам, что украсть у меня нечего! Впустую потратили время! Или мне милицию вызвать?

НАТАЛИЯ. Выдумали тоже – наводчица! Разве я похожа на наводчицу? Даже смешно!

АНАТОЛИЙ. А почему бы нет? Дочь моей соседки – милая девочка, посмотришь на нее – ну просто колокольчик, скромная ученица консерватории по специальности дирижер детского хора. А на самом деле – махровая проститутка с пятилетним стажем, хоть самой ей двадцать лет!

НАТАЛИЯ. Даже если она и то, что вы сказали, почему она не может одновременно учиться в консерватории? В человеке может соединяться разное. Кто знает, вдруг она станет всемирно известным дирижером? А этим занимается... Ну, нужны деньги.

АНАТОЛИЙ. Вы что же, оправдываете ее?

НАТАЛИЯ. Нет. Пытаюсь понять. А вы не пытаетесь, сразу осуждаете. Хотя – вы мужчина, так что...

АНАТОЛИЙ. Что? Что?

НАТАЛИЯ. Она вам просто нравится, вот вы и говорите о ней с такой... С такой сердитостью.

АНАТОЛИЙ. Она – мне нравится?! С ума вы, что ли, сошли? Я нормальный мужчина, а нормальному мужчине проститутка нравиться не может!

НАТАЛИЯ. Анализируя жизнь, я пришла к выводу, что как раз нормальным проститутки и нравятся. Другой вопрос – захотят ли они иметь с ними дело. Но, в принципе, каждый нормальный мужчина желает эротических отношений без лишних эмоций. Заплатил – и ушел. И забыл.

Пауза.

АНАТОЛИЙ. Все. До свидания. Агент вы или наводчица – ваша миссия окончена. Я пришел с работы и собираюсь ужинать.

НАТАЛИЯ. Вам, наверно, еще готовить надо? Давайте я помогу. У меня есть время. И это докажет вам, что я не наводчица. Потому что у вас украсть на самом деле нечего, и наводчица не стала бы попусту задерживаться.

АНАТОЛИЙ. И не страховой агент.

НАТАЛИЯ. И не агент, да.

АНАТОЛИЙ. А кто же?

НАТАЛИЯ. Женщина. Женщина, которой… за тридцать. Вот и все.

АНАТОЛИЙ. Далеко за тридцать.

НАТАЛИЯ. Спасибо, вы очень галантны. Мне за тридцать, я работаю в библиотеке. Но, знаете, дом, в котором библиотека, действительно собираются снести. И не дадут другого помещения. И я останусь без работы.

АНАТОЛИЙ. Сейчас и с первоклассными профессиями люди без работы сидят.

НАТАЛИЯ. Вы о себе говорите?

АНАТОЛИЙ. Я вообще говорю.

НАТАЛИЯ. Вообще так не говорят. Вы говорите с болью. Я это чувствую. Ну, что вам приготовить?

АНАТОЛИЙ. Я сам прекрасно готовлю, это все мои друзья говорят. И подруги. У меня талант. Мне советуют пойти шеф–поваром в ресторан. Буду получать приличные деньги. Ну, и продукты бесплатно. Я ведь я буду приворовывать. Обязательно буду приворовывать. И куплю машину. И застрахую. Я не буду на ней ездить, я терпеть не могу машин. Я куплю ее только для того, чтобы сделать приятное страховым агентам... Сколько вам платят в вашей библиотеке, извините?

НАТАЛИЯ. Это опять неделикатный вопрос. Я мучаюсь загадкой – почему вы, деликатный человек, то и дело говорите очень неделикатные вещи? Впрочем, я знаю почему. Да и вы знаете. А может, и не знаете. Это мне еще предстоит понять.

АНАТОЛИЙ. Вы о чем?

НАТАЛИЯ. Так... Что ж, извините... Я пойду...

АНАТОЛИЙ. Вы никуда не уйдете, пока не скажете, зачем приходили! Ясно? Зачем следили за мной? Что вам нужно вообще?

НАТАЛИЯ. Вот это новости! Силой, что ли, вы меня будете удерживать?

АНАТОЛИЙ. Понадобится – и силой. Тоже мне фокусы! Пришла, наговорила, напридумывала – и скрылась! А я сиди тут и думай неизвестно что!

НАТАЛИЯ. Ну, и думайте. На то вы и человек, чтобы думать.

АНАТОЛИЙ. А откуда я знаю, о чем думать? Может, вы... Я понял! Ха! Я тысячу раз об этом читал! Это же сейчас кругом и всюду! Квартирный бизнес! Находят одинокого человека, чаще старика, втираются в доверие, ну и так далее, а потом – старика нет, а квартира уже принадлежит другому владельцу, цветущему и молодому. А где старик? А кто его знает! Может, весной из–под снега где–нибудь в загородном лесу появятся дряхлые останки. Или вполне законно – оформляется опекунство с последующим унаследованием жилплощади, старику два дня носят кефир и варят манную кашку, а на третий он от старости умирает.

НАТАЛИЯ (смотрит в окно). Какой снег! Март – а какой снег! И еще идет. Любимый мой снег – не мокрыми хлопьями, мелкий, сухой, морозный, искристый – как серебро, легкое серебро... И все деревья – в серебре...

АНАТОЛИЙ. Что, старики кончились, перешли уже на одиноких людей помоложе? Но они могут за себя постоять! Тут опекунство не оформишь, тут надо хитрее! И вот довольно молодая симпатичная женщина втирается в доверие, знакомится, потом... ну, мало ли... Они сидят ужинают. Она приготовила ужин своими добрыми женскими руками. Не очень острая приправа, дорогой? Нет, дорогая! А приправа–то как раз острая – и дорогой вверх копытами, и дюжие молодцы его в мешок – и за город, в лес, а квартирка пуста, свободна – а женщина, получив причитающуюся долю, ищет нового клиента!

НАТАЛИЯ. Посмотрите мне в глаза.

АНАТОЛИЙ. Что?

НАТАЛИЯ. Мои глаза никогда не врут. Из–за этого у меня в жизни было много неприятностей. Посмотрите мне в глаза. Говорю вам: я пришла без низменных целей. Я ничего от вас не хочу. И закончим на этом. Дайте мне уйти.

АНАТОЛИЙ. Да, глаза у вас... Тренированные глаза! Ничего не скажешь, умелые глаза! Уж на что я тертый мужик – а никакой фальши не увидел. Кстати, если вы умеете не врать глазами, то меня – невозможно обмануть. И я вижу, что вы все–таки врете глазами! Меня невозможно обмануть! Ложь я чувствую феноменально. Причем я различаю оттенки. Ложь льстивая, ложь корыстная, ложь во спасение, ложь во имя правды, ложь искренняя, ложь нахальная – я мог бы стать дегустатором лжи! Из–за этого, кстати, у меня тоже было много неприятностей. Я всегда видел обман – и не умел скрыть, что вижу это. А людям же неприятно, когда их видят насквозь. И от меня спешили избавиться. Ваши глаза врут, сударыня, вы говорите, что ничего от меня не хотите, а я вижу – хотите чего–то. Колитесь, как в ваших кругах говорят!

НАТАЛИЯ. В наших кругах так не говорят. Что ж, не сумела соврать. Мне от вас нужно... То есть ничего не нужно, но... Учтите, заставлять женщину говорить некоторые вещи – недостойно мужчины. Вы согласны добиться от меня признания даже недостойным способом?

АНАТОЛИЙ. Не вижу ничего недостойного. Я вас не пытаю ведь, каленое железо к телу не прикладываю.

НАТАЛИЯ. Странные у вас понятия о достоинстве. Хорошо. Я была в магазине. Я живу неподалеку. Я зашла в магазин. Я просто стояла – и увидела вашу улыбку.

АНАТОЛИЙ. Опять!

НАТАЛИЯ. Да. Увидела вашу улыбку. Замечательная улыбка, необыкновенная, роскошная... И... Ну, и очень захотела с вами познакомиться. Но как это сделать? Ведь не в магазине же, не на улице... Решила проследить за вами и прийти под видом страхового агента.

АНАТОЛИЙ. Так. Это первая легенда. Знаете такой шпионский термин – легенда? Вернее, уже вторая или третья – я запутался. Не лучше ли начать сразу с последней?

НАТАЛИЯ. Это и есть последняя.

АНАТОЛИЙ. Милая, вы не знаете моего характера. Я не терплю двусмысленностей, недоговоренности, неизвестности. Я не выпущу вас, пока вы мне все не скажете.

НАТАЛИЯ. Что ж. Я согласна. Мне некуда спешить, я живу одна. Проведем приятный вечер.

АНАТОЛИЙ. Не хотите сознаваться? В таком случае я звоню ноль–три.

НАТАЛИЯ. Вам «скорая» нужна?

АНАТОЛИЙ. Полиция мне нужна!

НАТАЛИЯ. Полиция – ноль–два. Как интересно вы живете, даже не знаете номера полиции. А номер пожарной службы знаете? Вы ничего не боитесь – или с вами никогда ничего не случалось?

АНАТОЛИЙ. Вы мне надоели! Проваливайте!

НАТАЛИЯ. А улыбка у вас все–таки замечательная. Я ни у кого не видела такой улыбки.

АНАТОЛИЙ. Знаю, слышал.

НАТАЛИЯ. От кого?

АНАТОЛИЙ. От бывшей жены. Которая ушла – несмотря на улыбку.

НАТАЛИЯ. Странно... А как вас зовут?

АНАТОЛИЙ. Анатолий меня зовут.

НАТАЛИЯ. Анатолий – Наталия. Не рифма, но созвучие. Красиво.

АНАТОЛИЙ. Кажется, я понял. Я все понял. Вы – холостячка. Одиночество, вечера у телевизора. Объявления о поиске спутника жизни давать стесняетесь. Хотя нет, вы не постесняетесь. Вы идете напрямик. Но пока дашь объявление, потом знакомство, хлопотно очень. Вы прямо выбираете объект – и вперед. Проникаете в дом, очаровываете – и дело в шляпе. Непонятно только, почему вы с такими способностями до сих пор одна?

НАТАЛИЯ. Кто вам сказал? У меня муж, дочка, у меня...

АНАТОЛИЙ. Вас глаза выдают. Не повезло вам с глазами.

НАТАЛИЯ. Хорошо. Одна я. Но, поверьте, я впервые вот так... Нахально, напрямик, как вы говорите... Потому что... Потому, что никогда так не было... Нет, были случаи. Эпизоды. Я не всегда была одна. Но часто... Ну, то есть, увидишь человека, почувствуешь– это близкий человек, в рифму тебе... Редко, конечно, но бывает... Бывало. Потом долго не было. Увидишь – и идешь мимо. И вот сегодня – не только в рифму, а просто как–то даже в унисон, понимаете? То есть сразу поняла – ... Но тут же мысленно запретила себе. Отпустила вас, вы уходили. А я возмутилась: да сколько можно! Зачем выдумывать себе преграды? Взять да и подойти, сказать: здравствуйте, давайте познакомимся, вы мне нравитесь. Так и шла за вами... Потом перед дверью стояла... Это впервые, честное слово.

АНАТОЛИЙ. Ну, допустим, верю. Только... Вы вглядитесь! Вот – морщины на роже, под глазами чернота, бессонница у меня, а улыбка – вот вам моя улыбка – из тридцати трех тринадцать целых зубов, остальные мосты и протезы! Смотрите, смотрите – не рот, а залежи металлолома, горно–обогатительный комбинат!

НАТАЛИЯ. При чем тут...

АНАТОЛИЙ. А глаза! Вы гляньте, гляньте, это не глаза, а две старых пуговицы! Пуговицы от пальто, которое давно выброшено, а они зачем–то остались, хотя никогда уже не пригодятся!

НАТАЛИЯ. Нельзя о себе так. Даже если это правда – это неправда.

АНАТОЛИЙ. Правда, правда. Я недавно – кстати, тоже в магазине –увидел женщину – и не молоденькую, между прочим, ну, увидел, понравилась, настроение у меня было легкое – и я ей что–то сказал. С улыбкой, между прочим. С той самой, которая вам так нравится. А она говорит: дядя, не мучайся, не трать впустую нервы, а то до пенсии не доживешь! Не девчонка сопливая, а женщина, может, совсем ненамного моложе меня. Просто хорошо выглядит. Вот вам и улыбка.

НАТАЛИЯ. Это была другая улыбка. Если бы была эта улыбка, она бы пошла за вами на край света. Вы просто не хотели с ней познакомиться, и она это поняла. Вы сделали над собой усилие, заговорили с ней. И она это поняла. Вы заигрывали, а сами боялись, что она откликнется.

АНАТОЛИЙ. Ничего подобного! Уж поверьте...

НАТАЛИЯ. Надо желать сильно, горячо – и все сбудется!

АНАТОЛИЙ. Конечно. Вы вот хотите в свою Анталью – что ж не едете?

НАТАЛИЯ. Очень сильно захочу – поеду.

АНАТОЛИЙ. На какие шиши?

НАТАЛИЯ. Ни на какие. Вот я в аэропорту. Я дожидаюсь самолета на Анталью. В каждом самолете обязательно есть пустые места. Я подойду к командиру или диспетчеру, или… К тому, кто может позволить. И скажу: я хочу в Анталью. Если я сейчас не полечу в Анталью, я сойду с ума, я убью себя. Только туда и обратно, ведь это возможно, не говорите, что нет, я знаю, все возможно, абсолютно все возможно – иначе, клянусь, я покончу с собой!

АНАТОЛИЙ. Вызовут охрану, и все. И выгонят из аэропорта.

НАТАЛИЯ. Нет! Я так это скажу, что они не сумеют отказать. Я так это скажу, я так буду смотреть, что они... Ведь иногда люди так смотрят, так говорят, что происходят чудеса. Без всякого гипноза.

АНАТОЛИЙ. Вы сейчас так и смотрите.

НАТАЛИЯ. Хотите сделать мне приятно? Берегитесь, я ведь поймаю вас на эту удочку. Хотите сделать приятное даме – и за эту минутную слабость придется расплачиваться всей жизнью. С бывшей женой ведь у вас так и было? Она вас полюбила, а вы от смущения и из чувства благодарности хотели сделать ей приятное. И сказали, что тоже любите ее. И все. И этот маленький эпизодик превратился в жизнь, в вечность. Зачем же вам второй раз ловиться на ту же удочку? Да, мне нравится ваша улыбка, но это вас ни к чему не обязывает.

Пауза.

АНАТОЛИЙ. Нет, странно все–таки...

НАТАЛИЯ. Что странно?

АНАТОЛИЙ. Ну, что вы вот так пришли... Хотя, действительно, ничего странного. Так и должно быть. Понравился один человек другому, он подходит и говорит: вы мне нравитесь.

НАТАЛИЯ. А тот отвечает: а вы мне нет.

АНАТОЛИЙ. Ну и что? Дело не в этом. Главное – надо быть проще, свободней.

НАТАЛИЯ. Приятно, что вы так думаете. Будем простыми и свободными. Итак, вы мне нравитесь. А я вам?

АНАТОЛИЙ. Тоже…

Пауза.

НАТАЛИЯ. Вы что–то хотели добавить?

АНАТОЛИЙ. Нет.

НАТАЛИЯ. Я же чувствую, хотели. Это было слышно. Вы сказали – тоже, а дальше было многоточие. Тоже – но... В чем это но?

АНАТОЛИЙ. Никаких "но" и никаких многоточий. Тоже.

НАТАЛИЯ. Что?

АНАТОЛИЙ. Тоже вы мне нравитесь.

НАТАЛИЯ. Замечательно. Следовательно, мы знакомимся, входим в близкие отношения – и вы везете меня в Анталью?

АНАТОЛИЙ. Напрасно вы смеетесь.

НАТАЛИЯ. Я не смеюсь.

АНАТОЛИЙ. Вы смеетесь. Вы постоянно тычете мне в глаза тем, что я живу убого и бедно. Да, я живу скромно. Я не люблю ничего лишнего. Но это не значит, что я не могу в самом деле поехать хоть в Анталью, хоть в Париж, хоть в Рио–де–Жанейро! Вы вообще ничего обо мне не знаете!

НАТАЛИЯ. А вы себя хорошо знаете?

АНАТОЛИЙ. Конечно. То есть – в каком смысле?

НАТАЛИЯ. Вы все знаете про себя?

АНАТОЛИЙ. Конечно. Как и любой человек.

НАТАЛИЯ. Вы так думаете? Бывает, человек что–то делает днем, наяву, трезвый – а потом забывает. Начисто. Или еще хуже: жил–жил – и вдруг забыл, кто он, откуда и так далее. Амнезия называется. Ничего человек не помнит. Сначала пугается. Пытается вспомнить, мечется... А потом обнаруживает в этом положении даже выгоду. Ведь можно начать жизнь сначала. Он меняет место жительства, меняет имя. Был Александр, а стал, например, Анатолий.

АНАТОЛИЙ. Ну, не так это просто! Другие–то память не потеряли и все ему расскажут. Место жительства, имя...

НАТАЛИЯ. А ему повезло. Он находит человека, очень похожего на себя. Одинокого человека. И он берет его имя, поселяется в его доме...

АНАТОЛИЙ. А человека куда?

НАТАЛИЯ. Мало ли. Как вы рассказывали – в мешок и в лес. А можно и без всяких потерь памяти. Просто увидел на улице двойника – и пришла в голову мысль занять его место.

АНАТОЛИЙ. Я дурак. Я полный идиот. Битый час на полном серьезе слушаю вас, а вы ведь сумасшедшая. Вы просто сумасшедшая, да?

Кто еще вот так сумеет проникнуть в квартиру незнакомого человека и...

НАТАЛИЯ. Вы несколько раз упорно называете себя незнакомым человеком. Я хочу понять – что с вами? То ли вы притворяетесь, то ли на самом деле все позабыли.

АНАТОЛИЙ. Ну, ну! Этот номер у вас не пройдет! Я смотрю, вы что–то новенькое придумали! Одно неясно – с какой целью? Постойте, помолчите. Я сам докопаюсь. У меня очень развито логическое мышление. Итак, вы долго морочили мне голову и когда совсем заморочили, стали намекать, что я чего–то не помню. Ну, к примеру, человек действительно страдает провалами памяти. В таком состоянии он не ведает, что творит. Может что–то совершить, а потом начисто забывает. Вы это хотите мне внушить? А потом? Что вы хотите пришить мне потом, чем хотите меня шантажировать? Может, я в беспамятстве убил кого–нибудь?

НАТАЛИЯ. Вы опять про убийство. Это не значит, что вы кого–то убили. Просто в вас – неосознанный комплекс вины. Вы чувствуете, что виноваты, но не можете понять, в чем виноваты. Вы не помните.

АНАТОЛИЙ. Хватит намеков. Говори прямо, чего тебе надо! Я помню себя с рожденья до сегодняшнего дня! У меня вообще потрясающая память! Мне это даже мешает.

НАТАЛИЯ. Не знаю... Пожалуй, лучше мне уйти. Извините, я просто нафантазировала. Конечно, вы все помните. Это я так... Образованность свою хочу показать, вот и говорю на всякие интеллектуальные темы. Извините. Я пойду.

АНАТОЛИЙ. Стоять!

НАТАЛИЯ. Не кричите на меня... Вопрос: если вы не чувствуете за собой никакой вины, если вы все помните, почему вы так встревожились?

АНАТОЛИЙ. Потому что терпеть не могу, когда меня пытаются сделать дураком! Я вас серьезно спрашиваю: кто вы, зачем пришли и что вам от меня нужно?

НАТАЛИЯ. Я уже все сказала.

АНАТОЛИЙ. Вы много чего сказали. Что мне выбрать?

НАТАЛИЯ. Что нравится, то и выбирайте.

АНАТОЛИЙ. Мне ничего не нравится. Вы утверждаете, что я чего–то не помню. На каком основании? Ведь есть у вас какие–то основания, черт вас возьми! Ну! Назовите хотя бы один случай, которого я не помню!

НАТАЛИЯ. Я не могу назвать, я вас не знаю.

АНАТОЛИЙ. Тогда зачем эти фокусы? Зачем?

НАТАЛИЯ. Почему вы так волнуетесь? Вы даже злитесь. Вам это не идет.

АНАТОЛИЙ. Знаю, мне идет улыбка. Вот вам улыбка, нате! (Скалится). Ну? Будем говорить?

НАТАЛИЯ. Что вы хотите услышать?

АНАТОЛИЙ. То, что скажете.

НАТАЛИЯ. Хорошо. Хорошо. Вы просите привести пример, назвать случай, которого вы не помните. Вот вам пример. Перед вами.

АНАТОЛИЙ. Хотите сказать, что я вас знал – и забыл?

НАТАЛИЯ. Именно так.

АНАТОЛИЙ. Это не доказательство. Это не потеря памяти, просто – как у всех. Когда–то мимолетно познакомился с кем–то, а потом не узнаешь. Мы с вами где–то встречались, да? Где, когда, при каких обстоятельствах? Мне только зацепку – и я все вспомню. И очень прошу – без тумана, без лишних слов! Ну?

НАТАЛИЯ. Хорошо. Без лишних слов. Вы – мой муж. То есть ты. Ты – мой муж.

Пауза.

АНАТОЛИЙ. Так... Меня трудно удивить. Почти невозможно. Но вы... И как давно мы состоим в браке? Дети есть?

НАТАЛИЯ. Мы не состоим в браке. И не состояли. Но были мужем и женой. Восемь лет назад.

АНАТОЛИЙ. Конечно, это бред. Но мне стало интересно. Я хочу выслушать ваш бред до конца.

НАТАЛИЯ. Мы познакомились одиннадцать лет назад. И три года были мужем и женой.

АНАТОЛИЙ. И жили вместе?

НАТАЛИЯ. Нет. Ты был женат. Но ты сказал, что я – твоя настоящая жена. Не формально, а по сути. Ты только хотел, чтобы вырос сын. Мы встречались каждое воскресенье. А потом ты исчез – навсегда. Я не знала о тебе ничего, кроме имени. Где работаешь, где живешь – ничего не знала. И не хотела знать. Только имя. Правда, звали тебя Александр. Так ты себя назвал.

АНАТОЛИЙ. Какой подлец! Назвался другим именем, разбил сердце бедной женщины – и исчез! Какой оригинальный сюжет! Ну, и что дальше?

НАТАЛИЯ. Ничего. Просто я была уверена, что опять тебя встречу. И вот встретила. Я подошла к тебе, а ты глядел мимо. Вернее – сквозь меня. Но я ведь не настолько изменилась, чтобы не узнать. И я подумала, что ты просто не хочешь узнавать. А потом ты вдруг улыбнулся. И во мне появилось какое–то смутное подозрение. Когда человек не хочет узнавать другого, он делает страшно озабоченный вид и старается побыстрей скрыться. А ты стоял спокойно, о чем–то думал – и улыбнулся. Такой улыбки ни у кого нет. И я пошла за тобой. Я буквально ворвалась в твой дом. Я говорила всякую чепуху, а сама ждала, когда же ты узнаешь. А потом с ужасом поняла, что ты... Что с тобой что–то случилось. Ты потерял память. Может, ты исчез не нарочно. А просто проснулся однажды – и все забыл. Забыл меня, забыл, где я живу, забыл вообще, что я была, забыл все эти три года. Так бывает. Я изучала специальную литературу, такие случаи бывают – и нередко. Вот и все.

АНАТОЛИЙ. Так. А теперь слушайте мою версию. То есть не версию, а элементарное объяснение. Я просто похож на этого вашего Александра. Просто очень похож. Ведь бывает – разные люди, не родственники и иногда вообще из разных стран – а похожи, как близнецы. Вот и все. Очень сожалею. И, кстати, одиннадцать лет назад я не жил с женой.

НАТАЛИЯ. Да, ты уходил к маме. Твоя мама жила здесь, в этой квартире? Она умерла, да? Ты временно жил у нее, а потом вернулся, потому что твой сын очень переживал.

АНАТОЛИЙ. Допустим. Допустим, вам кое–что обо мне известно. Я – не двойник. Просто вы кое–что обо мне узнали, собрали, так сказать, агентурные данные и решили заморочить мне голову. Зачем, вот вопрос!

НАТАЛИЯ. При чем тут агентурные данные...Есть вещи, которые

можно узнать только при близком общении.

АНАТОЛИЙ. Да? Например? Давайте, опишите, как я приходил, что делал, что говорил, какие у меня были привычки. Я согласен, провалы в памяти бывают – но человек при этом остается самим собой. Я слушаю.

НАТАЛИЯ. Не понимаю, почему ты так веселишься? Разве тебе не страшно – когда вдруг три года, целых три года исчезают из твоей жизни неизвестно куда?

АНАТОЛИЙ. У меня ничего никуда не исчезало. Это был не я. Или вы вообще все придумываете. Давайте, давайте, рассказывайте!

НАТАЛИЯ. Ты приходил всегда с цветами...

АНАТОЛИЙ. Стоп! На этом можно закончить! Я не мог приходить с цветами. Видите ли, милая женщина, я – без лишней похвальбы – довольно оригинальный человек. У меня на все есть свой взгляд. Я считаю, что цветы должны расти в садах и оранжереях. Срывать и умерщвлять их, чтобы кому–то подарить трупы цветов и засунуть их в вазу, как в братскую могилу, – это не для меня!

НАТАЛИЯ. Ты приходил с цветами. Потом... Ты пел и играл на гитаре.

АНАТОЛИЙ. Промашка вышла, гражданка, ошибочка вышла! Ну, конечно, увидели гитару на стене и сделали вывод, что я играю! А вот и мимо! Это мама моя играла на гитаре – на семиструнной, как видите. Этой гитаре лет сто. Мама замечательно пела цыганские романсы. И папа тоже пел, у него был прекрасный баритон. А я – туп, как дерево! Абсолютное отсутствие слуха!

НАТАЛИЯ. Ты говорил мне про это. В первый же вечер, когда я тебе играла и пела, ты именно это сказал. Что обожаешь семиструнную русскую гитару, что мама твоя поет цыганские романсы, что у тебя нет слуха. Я сказала, что это ерунда, слух есть у всех. Надо только попробовать. Сперва что–то заучить просто наизусть. А потом пойдет само. И ты разучил одну мелодию, другую, – и стал играть, а потом запел, а потом даже сочинил две собственные песни!

АНАТОЛИЙ. Я вижу, у моего двойника было много талантов! Увы, милая, я этим похвастаться не могу. Хорошо, я забыл все! Но есть навыки, которые не забываются! Первый и последний раз я брал в руки эту гитару в первом классе школы, когда пришел педагог и попытался меня обучить – именно через разучивание наизусть. Через час я чуть не разбил гитару, расплакался, мама меня пожалела – и с тех пор я в руки ее не брал. Я ни одного аккорда взять не сумею! (Хватает со стены гитару, берет довольно звучный аккорд.) Ерунда, случайность! (Но заинтересовался. Пытается еще что–то сыграть. Вдруг выходит мелодия «Во поле березонька стояла» – на одной струне. Но очень скоро он сбивается, фальшивит.) Видите? Абсолютный ноль! (Вешает гитару.)

НАТАЛИЯ. Значит, ты и это забыл?

АНАТОЛИЙ. Мой двойник – или тот, кого вы придумали – похоже, был очень романтический человек. И стихи читал наизусть, да?

НАТАЛИЯ. Читал.

АНАТОЛИЙ. Опять мимо! Ведь если я их читал наизусть, то должен

был знать до того, как с вами познакомился! И если получается, что я в своей жизни помню все, кроме эпизода с вами, то стихи–то я должен помнить! Так вот, к вашему сведению, я не люблю стихов и не понимаю их. Я понимаю музыку, хотя нет слуха. Я очень неплохо понимаю живопись, и даже сам рисовал когда–то. А вот стихи – наотрез. Не понимаю и не помню. Кроме детских. «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца» – и больше ничего не помню! Ну? Как вы это объясните?

НАТАЛИЯ. Не знаю. Ты читал стихи, вот и все. Может, специально разучивал, потому что мне нравилось, а ты любил, когда мне нравилось, ты хотел мне нравиться. Ты меня – любил.

АНАТОЛИЙ. Женщина, милая, я рад бы вам помочь – да нечем. Не я это был, не я! Цветы, гитара, стихи – замечательно! К вашему сведению, одиннадцать лет назад у меня в самом деле был романчик. Ну, женщина с работы, обычное дело. И до сих пор продолжается. Она–то и есть моя вторая жена. Потому что с ней мне просто и хорошо. Мы занимаемся, так сказать, объятьями, наскоро рассказываем друг другу последние новости – и расходимся. И нас очень устраивает это. Никаких обязательств, сексуально–психологическая разгрузка. Но жить бы я с ней не смог – довольно мелочная особа.

НАТАЛИЯ. Ты мне о ней рассказывал. Ты говорил, что попал в дурацкую ситуацию – хотел от нелюбимой жены отдохнуть с другой женщиной, а получилось, что завел как бы вторую жену. Потому что при каждой встрече она однообразно признается в любви и говорит, что хочет за тебя замуж.

АНАТОЛИЙ. Это можно вычислить.

НАТАЛИЯ. Ее зовут Инга.

АНАТОЛИЙ. Это можно узнать!

НАТАЛИЯ. Она называла тебя «лапсик» – и это тебя страшно раздражало.

АНАТОЛИЙ. Это... Это тоже можно узнать.

НАТАЛИЯ. Ты говорил мне, что я уникальная женщина, мне можно рассказать все. Ты говорил, что готов бросить ее, я просила тебя этого не делать, ведь ты ее нужен, а мне нужна не фальшивая абсолютная верность, а только любовь, любил же ты меня.

АНАТОЛИЙ. Нет, но ее–то я не забыл! Все помню! Если я забыл какие–то три года – то должен все забыть, что было в эти три года, а получается почему–то – только вас забыл, по вашему утверждению. Нелогично!

НАТАЛИЯ. Наверное, психологическая защита. Тебе было больно это помнить. Нет, я думаю, даже не так. Ты не нарочно забыл. Просто твоя психика почувствовала, что тебя засасывает куда–то, где ты не хочешь быть, то есть хочешь, но это тяжело, это нагрузка души, это трудно, больно – любить всегда ведь больно, и эта самая твоя психика тебя спасла, и ты все забыл. И не стало любви, не стало боли. Ничего не стало.

АНАТОЛИЙ. Вредно в библиотеке работать. Особенно сейчас, когда читателей нет. Делать нечего, вот и читаешь что попало. И дикие идеи в голову приходят.

НАТАЛИЯ. Хорошо. Прекратим бесплодный разговор. Есть вещи, которые знают только двое. Я не могла узнать ни у твоей жены, ни у Инги, у тебя этого с ними не было. А связано это с тем, что знаешь только ты сам – и никто кроме тебя. Я – исключение. Ты мне сказал, что никому в жизни, никогда – только мне...

АНАТОЛИЙ. Ерунда. Ничего такого нет, чтобы я... Не берите меня на понт, гражданка!

НАТАЛИЯ. Как ты неделикатен стал! Страшно смотреть. (Идет к нему.)

АНАТОЛИЙ. В чем дело? Что вам надо?

НАТАЛИЯ. Ты же смелый человек. Ты моего бывшего мужа, спортсмена, атлета, спустил с лестницы так, что он ребро сломал. И сам

отволок его в больницу.

АНАТОЛИЙ. Я?

НАТАЛИЯ. Это неважно. Слушай. (Шепчет ему что–то на ухо. Лицо Анатолия изумленно вытягивается. Наталия смущенно отходит.)

АНАТОЛИЙ. Откуда вы это узнали ?! Я вас спрашиваю!

НАТАЛИЯ. Если тебе не трудно, называй меня на «ты». А то я все время вздрагиваю.

АНАТОЛИЙ. С какой стати? Незнакомую женщину...

НАТАЛИЯ. Наверное, я настолько подурнела, что ты и мысли не можешь допустить, что мог со мной...

АНАТОЛИЙ. Дело не в этом. Вы вполне... Даже... Но посудите сами... Посуди сама, дико это все, нелепо!

НАТАЛИЯ. Ты читал о таких случаях?

АНАТОЛИЙ. Не помню. Что–то подобное попадалось.

НАТАЛИЯ. Почему же в чужие истории ты веришь, а в то, что это могло случится с тобой – не хочешь поверить? Это, кстати, сходится с твоими словами. Ты как–то сказал: нам всегда кажется, что самое необычное, самое худшее и самое лучшее происходит не с нами... А потом добавил: нет, с нами. Самое необычное и самое лучшее. То есть – любовь...