Алексей Слаповский
«Два отца, два сына»
Предлагаем Вашему вниманию фрагмент пьесы «Два отца, два сына». Если Вы заинтересуетесь пьесой, то напишите нам по адресу domcomedy77@gmail.com, и мы совершенно бесплатно вышлем вам полный текст пьесы.
Действующие лица:
- АЛЕКСЕЙ (АЛЕКСЕЕВИЧ) ИВАНОВ, дед
- АНТОНИНА (НИКИТИЧНА), бабушка
- АЛЕКСЕЙ, сын
- РЕНАТА, жена сына
- ЛЕША, внук
- МЫРКОВ, двоюродный брат Алексея Алексеевича
- ЕКАТЕРИНА, жена Мыркова
- ЖИЛИНСКИЙ, архитектор
- КОЧЕРЕГО, прораб
- ЛЮБА, девушка
Следует учесть, что все персонажи, кроме Любы, по ходу действия взрослеют и стареют. Поэтому один актер будет играть и деда, и отца, и внука в молодости. Алексей Алексеевич, дед, и его сын Алексей в зрелом возрасте – другой актер. Рената, Мырков, Екатерина, Жилинский, Кочерего – разные актеры или те же в гриме.
1 СЕРИЯ
Давным-давно, в 1975 году, молодой врач-хирург Алексей Иванов с женой Антониной и пятилетним сыном, тоже Алексеем, приехал туда, где прошло его детство, где был родительский дом, а теперь – пустырь. Только высокое и раскидистое дерево на краю, липа.
Было Алексею тогда 27 лет. И вот он стоял и осматривался.
ГОЛОС АНТОНИНЫ. Леша!
АЛЕКСЕЙ. Я тут!
Появляется Антонина. Встревожена.
АНТОНИНА. Назвал сына, как себя, вот и путаемся.
АЛЕКСЕЙ. Традиция, Тонечка. Отец Алексей Алексеевич, дед был Алексей Алексеевич. Вот и сын – Алексей Алексеевич.
АНТОНИНА. Куда-то делся наш Алексей Алексеевич.
АЛЕКСЕЙ. Мужику пять лет. Я в пять лет на речку сам уже бегал. Или с Васькой, братом двоюродным. Плавать оба рано научились. Один раз лодку чью-то взяли, на ту сторону переправиться. Без весел, руками гребли. А лодка – с дырой. На середине начали тонуть…
АНТОНИНА. Успокоил, спасибо. Лешечка! Леша! Ле-ша-а-а!
АЛЕКСЕЙ. К реке тут не выйти. Васька все перегородил.
АНТОНИНА. А если перелезет? Леша! Лешик, ты где? (Алексею). Мы зачем приехали? Тут пустырь, кусты, нет ничего!
АЛЕКСЕЙ. Я тут вырос. А потом решили что-то построить. Детский сад, кажется. Но не построили. Зря только выселили отсюда.
АНТОНИНА. И что?
АЛЕКСЕЙ. Что?
АНТОНИНА. Вас выселили, детсад не построили. Мы сюда через всю Москву ехали, чтобы ты мне это рассказал?
АЛЕКСЕЙ. Хотелось показать, откуда корни. Когда видишь, где человек рос, что-то о нем понимаешь. Я бы хотел увидеть двор, где ты родилась.
АНТОНИНА. У нас во дворе был морг.
АЛЕКСЕЙ. Правда?
АНТОНИНА. Ну, не во дворе, через улицу. Так и говорила: живу напротив морга. И что ты во мне теперь понял? Я на труп не стала похожа, нет?
АЛЕКСЕЙ. Чего ты злишься?
АНТОНИНА. Да то, что у тебя сын пропал, а ты… Как утес стоишь тут, умиляешься. Давай, ищи его!
АЛЕКСЕЙ. Сейчас... Вот ничего особенного – ну, речка, лесок за речкой, а мне снится постоянно. Были бы деньги у отца, он бы другой дом купил здесь же. Или вернулся бы и заново построился, раз место пустое осталось. А может, у меня получится. Если откладывать в месяц рублей по тридцать. Или даже пятьдесят…
АНТОНИНА. А жить на что?
АЛЕКСЕЙ. Ты работаешь, я в клинике и на «скорой» – проживем. Родители помогут. Родим им еще девочку – озолотят.
АНТОНИНА. Ага, уже рожаю. Тут с одним ребенком с ума сойдешь, а ты…
АЛЕКСЕЙ. Я правильно понимаю, что ты больше не хочешь детей?
АНТОНИНА. Не сейчас. И что значит – детей? Не только девочку?
АЛЕКСЕЙ. Я бы еще от одного сына не отказался.
АНТОНИНА. Не отказался бы он! Ты этого найди сначала!
АЛЕКСЕЙ. Да никуда он не денется! Тоня, что с тобой? Была хиповая герла, оторва, а теперь…
АНТОНИНА. Нравилось, что я в ресторанах пою? Могу опять.
АЛЕКСЕЙ. Нет, но…
АНТОНИНА. Леша! Лешка, черт бы тебя побрал! Еще немного, и я пойду в милицию звонить! Где тут телефон?
АЛЕКСЕЙ. Был на почте.
АНТОНИНА. А почта где?
АЛЕКСЕЙ. Там. Ты зря, он наверняка где-то…
ГОЛОС ЛЕШИ. Мам, ты звала?
АНТОНИНА. Не только звала, а голову оторву сейчас! Ты где?
ГОЛОС ЛЕШИ. Тут!
Антонина уходит. С противоположной стороны появляется Мырков.
МЫРКОВ. Здоров, брательник. Давно не видел тебя.
Они пожимают друг другу руки.
АЛЕКСЕЙ. Как дела, как жизнь, кем работаешь?
МЫРКОВ. У всех сразу один вопрос – кем работаешь! Будто это что-то значит.
АЛЕКСЕЙ. А разве нет? Я вот хирург. Людей спасаю.
МЫРКОВ. Не факт. У меня тещу полгода назад тоже хирург спасал. А вместо этого зарезал.
АЛЕКСЕЙ. Теща была? Ты женился?
МЫРКОВ. Обидно ты спросил, Алексей. Будто я такой, что даже жениться не могу.
АЛЕКСЕЙ. Да нет, я просто…
МЫРКОВ. Не просто! Ты уж извини, но у меня такая особенность – сразу вижу, что люди думают. Очень мешает жить. Ладно, удовлетворю твое любопытство. Свалку помнишь за Жареным бугром?
АЛЕКСЕЙ. Еще бы! Там мебельная фабрика отходы сваливала, мы фанерки и планки таскали, чего только из них не делали! Автоматы, пистолеты, клюшки хоккейные. На реке играли, когда замерзала, и пока снега еще не было. Ты на воротах стоял.
МЫРКОВ. Детство, да. Лучший способ общения. Вспомнил детство – наладил контакт. Вот на этой свалке я и работаю. Сортировщиком. Проще сказать – мусорщиком. Ну? И что тебе это говорит?
АЛЕКСЕЙ. Да ничего. Тоже работа.
МЫРКОВ. Я наблюдательный, Алексей. Я вижу, как тебя перекосило сразу. Мусорщик! Ты даже носом понюхал в мою сторону. Помойкой воняет?
АЛЕКСЕЙ. Вася, ты чего? Да мне абсолютно все равно, где ты работаешь!
МЫРКОВ. А зачем спросил? Запомни, Леша, профессия о человеке ничего не говорит. Вот если бы ты спросил – чем ты живешь, Василий, о чем думаешь? – это вопросы конкретные, я бы ответил.
АЛЕКСЕЙ. Хорошо, чем живешь, что думаешь?
МЫРКОВ. Да неинтересно тебе это. Извини, на смену пора. Диспетчером я работаю на самом деле при железной дороге. (Смотрит на часы). Правда, время еще есть. Пива хочешь?
АЛЕКСЕЙ. Хочу.
МЫРКОВ. И я хочу!
АЛЕКСЕЙ. Вспомнил! Вспомнил твою шуточку! Ты всех на это покупал! Подойдешь, спрашиваешь – конфетку хочешь? Все думают, что угощаешь, – да, хочу, давай. А ты: я тоже хочу. Смешно было.
МЫРКОВ. Время идет, а люди не умнеют. Ладно, родственник. Захочешь по душам поговорить – я всегда открыт.
Мырков удаляется.
АЛЕКСЕЙ. Эй, открытый человек, а ты зачем тут перегородил все? К реке ни подойти, ни подъехать!
МЫРКОВ. Это чтобы посторонние не лезли. Дорога рядом, все и сворачивают. То машину помыть, то пикник устроят. А я не мусорщик, в самом-то деле, чтобы за всеми убирать!
АЛЕКСЕЙ. Я машину не мыл, у меня ее нет. И пикник не устроил. А ты как-то странно со мной… Может, я тебя обидел когда-то?
МЫРКОВ. Наоборот, я тебя обижал. Я над всем пацаньем тут командир был. Ты от меня даже плакал. Вот и приехал похвастаться. «Я теперь хирург, а ты теперь никто!»
АЛЕКСЕЙ. Неправда!
Мырков разочарованно машет рукой и уходит.
ГОЛОС АНТОНИНЫ. Леша! Леша, ты опять?
Антонина появляется.
АНТОНИНА. Сказал, что к тебе пошел. Не видел?
АЛЕКСЕЙ. Нет. Знаешь, я так и вижу: тут сад, яблони, вишни, а дом в глубине… Как у нас был – одноэтажный, обычный, уютный… Хотя, если будет трое детей…
АНТОНИНА. Дразнишь?
АЛЕКСЕЙ. Мечтаю.
АНТОНИНА. Давай я тоже буду мечтать. Что я опять пою, но не в ресторане, а солистка ВИА какого-нибудь. Или сама по себе. Гастроли, вся страна знает, Кобзон при встрече руку целует. Ну, давай. Ты о своем, я о своем. (Встает рядом с чрезвычайно мечтательным лицом). Помечтал? А теперь давай жить в реальности! (Кричит). Леша!
АЛЕКСЕЙ. Леха, в самом деле, хватит прятаться!
АНТОНИНА. Не называй его Леха!
АЛЕКСЕЙ. Я в шутку.
АНТОНИНА. Даже в шутку!
С этими словами уходят на поиски сына.
2.
Прошло 22 года. И опять Алексей, то есть теперь уже Алексей Алексеевич Иванов, 49-летний предприниматель в сфере поставок медицинского оборудования, - на том же пустыре, еще более заросшем. С ним его сын Алексей, врач-хирург по примеру отца (тот же актер, что был в первой сцене), жена сына Рената, она анестезиолог, Антонина Никитична (актриса из первой сцены в гриме или другая) и пятилетний внук Леша. Антонины Никитичны и Леши сейчас не видно.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (Алексею). Чувствуешь – воздух?
АЛЕКСЕЙ. Сыровато как-то.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Это от реки свежесть идет. Я тут все детство провел. Мы с твоей мамой полжизни мечтали этот участок купить и дом построить. Нравится, Ренаточка?
РЕНАТА. Хорошее место.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. А этой липе, наверно, лет сто. Если залезть, весь поселок увидеть можно. Леша, попробуй.
АЛЕКСЕЙ. Верю на слово.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Высоты, что ли, боишься? Ты вообще по деревьям лазил? В детстве?
АЛЕКСЕЙ. Нет.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Тоже мне, пацан! (Ловко лезет на дерево). Красота! И реку видно, и даже Москву. Кремль вижу! Честное слово, вижу Кремль! Алексей, залезай, сам увидишь.
АЛЕКСЕЙ. Потом.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Заодно оценишь масштаб работы. Ты ведь поможешь мне? Вместе строить будем.
АЛЕКСЕЙ. Меня в Питер зовут. Там отделение экспериментальной хирургии по моему профилю. Они знают о моей работе, статьи мои читали…
ГОЛОС АНТОНИНЫ НИКИТИЧНЫ. Леша!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ И АЛЕКСЕЙ (одновременно). Я тут!
АНТОНИНА НИКИТИЧНА (выходит из-за кустов). За ребенком кто следить будет?
РЕНАТА. Только что здесь был.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Тут река рядом! А там железная дорога!
АЛЕКСЕЙ. Утонет и под поезд попадет.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Леша, плохие шутки! Забыл, как ребро ломал?
АЛЕКСЕЙ. На ровном месте. Упал неудачно.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Если на ровном месте можно покалечиться, то… (Заметила мужа на дереве). Ты чего там делаешь?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Хочешь прудик с лебедями?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Лешу не видно оттуда?
АЛЕКСЕЙ. Пап, я не строитель. Зачем…
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. И я не строитель. Я же не говорю – строить. Просто – обсуждать вместе со мной, время от времени приезжать, контролировать.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. О чем речь?
АЛЕКСЕЙ. Я говорил уже – зовут в Питер. Серьезная работа, перспективы.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Я думала – на уровне предложения.
АЛЕКСЕЙ. И я хочу его принять. И Рената согласна.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. А Леша как же? Ему четыре года всего, хороший детсад нужен, потом хорошая школа.
РЕНАТА. Там все это есть.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (слезает). Алексей, я тебя понимаю. Вроде того, папа из врачей в торговлю ушел, а я не хочу. Но ведь я не картошкой торгую. И мне давно нужен помощник.
АЛЕКСЕЙ. Я учился на врача.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Помощник – грамотный! Знающий, что такое медицина и что ей нужно в смысле оборудования! Не такой, как Суконев, который пушной техникум закончил! Песцовыми шкурками торговал, а теперь, видите ли, в томографах разбирается! Дичь!
АЛЕКСЕЙ. Извини, что напоминаю, мне двадцать семь, сыну почти пять…
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Жалеешь, что рано женился? Я тоже рано, зато мы с матерью молодые у тебя. Относительно.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Лучше раньше по любви, чем… (Пожимает плечами и умолкает, словно усомнилась в правильности начатых слов). Леша! Лешик, ты где?
Уходит на поиски.
АЛЕКСЕЙ. Я к тому, что хочу сам выстраивать свою жизнь. Мы до сих пор живем с вами, я, конечно, не против…
РЕНАТА. А я против. При всем уважении.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Значит, отсюда ветер дует? Ты его подначиваешь?
РЕНАТА. Не подначиваю, а говорю прямо, что пора жить отдельно. Я вас люблю, Алексей Алексеевич, и Антонину Никитичну люблю, но себя люблю еще больше.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Думаете, спорить буду? Не буду. Езжайте, куда хотите. Но просьба. Я сейчас разрываюсь. И дел море, и дом буду строить. Не только для себя. Хотя бы год можете подождать? Алексей, за год ничего не случится. Твоя квалификация останется при себе. Я вот двенадцать лет не режу, но поставь меня к столу – все сделаю, как надо. Один год – цена вопроса. Поможешь мне с делами или с домом хотя бы.
РЕНАТА. Разговор только с ним? Мое мнение не учитывается?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Все учитывается.
ГОЛОС АНТОНИНЫ НИКИТИЧНЫ. Леша! Леша!
Она появляется на сцене.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Что вы стоите, искать пора!
РЕНАТА (осматривает ближайшие кусты). Он где-то тут, просто любит прятаться. Раз, два, пять, я иду искать!
АЛЕКСЕЙ. Я хочу заниматься тем, что нравится! Мама вон после консерватории хотела петь – и пела. А потом в музыкальной школе преподавала – тоже ведь нравилось, да?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Конечно.
РЕНАТА. Леша, хватит, сдаемся, ты выиграл!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Милый ты мой, я тоже хотел быть только хирургом, но было такое время, что надо было что-то жрать!
РЕНАТА. Вам совсем не платили? Леша, я ведь накажу! Вылезай!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Копейки нам платили! И я тоже, Алексей дорогой, сын мой любезный, презирал все это – бизнес, торговлю! Но быстро понял – это не просто торговля! Это нужно для людей! И я не предлагаю им какую-нибудь поддельную парашу, как тот же Суконев! Знаешь, откуда он томографы свои берет? Подержанные – из ветеринарных корейских клиник! Позорище! Да, хирургия – почетно и важно. Почти искусство! Миллиметры все решают, скальпель вправо, скальпель влево – человек умер. Но в моем деле – микроны! Там недожал, тут пережал, этому лишнее сказал, этому недоговорил! Дипломатия высшего порядка, если хочешь. Попробуешь – сам поймешь.
РЕНАТА. То есть, значит, это не на год? Навсегда?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ренаточка, я всегда говорю только то, что говорю. Сказал – на год, значит на год. Дальше он сам решит. Сейчас ничего не отвечайте, подумайте до завтра. И вот что. Вы правы – городская квартира для совместного житья не подходит, даже наша большая. Построим тут дом, тогда объединимся. А пока квартиру куплю для вас. Хотите, живите, хотите, сдавайте и езжайте в Питер. Через год.
РЕНАТА. Квартиру – тоже через год?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Да купил я ее уже! Оформить – пара дней.
РЕНАТА. Спасибо.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не за что. Ну, я вижу, всем моя идея нравится, место нравится, очень рад. Поехали?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Про внука уже забыл?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Помню, сейчас найду. Я тут все уголки знаю.
Он уходит.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Вы бы не обижали отца. Он всю жизнь об этом доме мечтает. И не торопитесь уезжать. Тут я вам помогу, а там кто? Он у нас и так неправильно питается. Макароны и макароны, для ребенка вредно. Овощей совсем не ест, фруктов тоже. Я ему яблоки тру, там пектин, для стула хорошо. Вы замечали, что у него запоры?
РЕНАТА. Разве?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Родители! Да, представьте себе. Иногда по три дня не ходит.
АЛЕКСЕЙ. А ты отслеживаешь?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Конечно. Он, когда сходит, меня зовет, чтобы я посмотрела. И знаешь, консистенция у него часто нехорошая. Прямо орехи такие. Мальчику, наверно, ими даже какать больно. Вы с Ренаточкой врачи оба, взяли бы на контроль.
АЛЕКСЕЙ. Да, надо посмотреть.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Леша! Алексей! Теперь оба пропали…
Она уходит искать.
РЕНАТА. Похоже, придется остаться. Если отдельная квартира, я даже рада. Я слишком москвичка, Питер не очень люблю. Ты как?
АЛЕКСЕЙ. Что?
РЕНАТА. Как смотришь на это?
АЛЕКСЕЙ. Не знаю.
РЕНАТА. Дом, конечно, тоже мощная идея. Я цинично скажу: родители не вечные, дай бог им здоровья. Зато потом… Дом – для детей хорошо. На земле. В саду живые растения. Бабочки. Лягушки.
АЛЕКСЕЙ. Хочешь еще детей?
РЕНАТА. А ты?
АЛЕКСЕЙ. В принципе да.
РЕНАТА. Я тоже. В принципе.
Они уходят.
3.
Шум работающего бульдозера.
На сцену выходят Алексей Алексеевич, архитектор Жилинский и прораб Кочерего. Архитектору и прорабу сейчас около тридцати лет.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Значит, так. Здесь будет дом основной, там гостевой, там гараж на две машины, мою и сына.
КОЧЕРЕГО. А гостям куда?
ЖИЛИНСКИЙ. Могу подземный гараж спроектировать. Одному клиенту сделал. На десять машин, а под ним бомбоубежище со всеми удобствами. Продуктов на пять лет, генератор, вентиляция с очисткой. Он даже примерился пожить там недельку. Вылезать не хотел – тишина, покой.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не надо. Площадку для машин устроим, что тут, места мало?
КОЧЕРЕГО. Места хватает. Только к реке выхода нет, кто-то лепится у вас там.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Брат мой двоюродный лепится. Мы тоже когда-то здесь жили, все детство я тут провел. Решил вот таким образом вернуться.
КОЧЕРЕГО. Престиж, ближнее Подмосковье.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Престиж ни при чем. (Жилинскому). Кстати, никаких башенок, никакой этой пошлости. Строго, просто, но стильно.
ЖИЛИНСКИЙ. Я покажу варианты фасадов. За прошлый год семь проектов сделал, все довольны. Один клиент говорит: нарисуй мне что-то в стиле барокко. Я говорю: нарисовать-то я могу, но ведь не построят!
КОЧЕРЕГО. Спокойно! Вы нарисуйте, а построить – наше дело.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не отвлекаемся! Главное – что внутри. Три этажа. Третий не мансардный, полноценный, не люблю этих косых потолков.
КОЧЕРЕГО. Можно четвертый мансардой сделать.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Зачем? Зачем вообще эти мансарды?
КОЧЕРЕГО. Людям нравится.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Давайте вот что. Он архитектор, вы строитель. Мы с ним придумываем, вы исполняете.
КОЧЕРЕГО. Понял, молчу.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Итак, три этажа. Третий – рекреационный.
КОЧЕРЕГО. Я такого не строил. Это что?
ЖИЛИНСКИЙ. Зона отдыха.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Да. Библиотека, тренажерная комната, бильярдная. И две спальни. Одна супружеская, другая гостевая.
КОЧЕРЕГО. В чем разница?
ЖИЛИНСКИЙ. В размерах кровати.
КОЧЕРЕГО. А если супруги тоже гостить будут? (На взгляды А.А. и Жилинского). Все, замолчал навсегда!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (Жилинскому). Две нормальные спальни, не маленькие, потом решим, где какая.
ЖИЛИНСКИЙ. Туалета на этаже два?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Да, как и везде.
ЖИЛИНСКИЙ. Окна французские?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Это как?
ЖИЛИНСКИЙ. От потолка до пола.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не надо. Хотя – можно. Но не везде. Где выходы на балкон или террасу – да, остальные традиционные. Но не белые эти стеклопакеты, а настоящее дерево.
АХИТЕКТОР. Есть деревянные стеклопакеты. Современно, но на века. Дороже, конечно.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Хороший вариант, согласен. Второй этаж – три спальни, кабинет, малая гостиная. Первый этаж – кухня-столовая, большая гостиная, просмотровый зал – домашний кинотеатр там будет. В подвале коммуникации, столярная мастерская, у меня отец увлекался резьбой по дереву, я тоже собираюсь, но то времени нет, то места.
КОЧЕРЕГО. Сауну в подвале многие делают. И опять молчу.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Никаких саун в подвале. Пристраиваем два крыла. Одно – оранжерея, то есть зимний сад. Вторая – крытый бассейн. Вот там и сауна, и русская баня. Кому что понравится.
ЖИЛИНСКИЙ. Если с крыльями, предлагаю вариант стилизации под русскую усадьбу. Там всегда так – в центре жилое здание, по бокам разные помещения.
КОЧЕРЕГО. А я в школе такой учился. Посередке классы в три этажа, с одного бока спортзал, с другого – актовый.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Стилизации не надо. Разве что намек на нее. Колонны декоративные с торцов или еще как-то.
ЖИЛИНСКИЙ. Я покажу, вам понравится.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. И сразу про отделку. Только натуральные материалы. Пол – паркет. Наборный, а не паркетная доска. На стенах деревянные панели. На высоту плеча примерно.
ЖИЛИНСКИЙ. Советский стиль? Министерский?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. А хоть бы и советский, не все же было плохо.
ЖИЛИНСКИЙ. У меня есть дизайнер отличный, он во всех стилях умеет. Цвет панелей – тоже дуб?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Нет, поярче.
КОЧЕРЕГО. Вишня!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Можно.
ЖИЛИНСКИЙ. Тогда так: материал дуб, цвет – вишня.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Надо подумать.
ЖИЛИНСКИЙ. Когда прислать варианты?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Чем быстрей, тем лучше.
ЖИЛИНСКИЙ. Да хоть сейчас. У меня в машине и альбомы, и в ноутбуке варианты в объемных проекциях. Посмотрим? (Кочереге). А вы прикидывайте пока объемы, сроки, чтобы реально все.
КОЧЕРЕГО. Сразу скажу – на постройку год, на отделку столько же.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты серьезно?
КОЧЕРЕГО. А сколько?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Полгода максимум на то и то!
КОЧЕРЕГО. Не осилим.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Тогда найду других строителей.
КОЧЕРЕГО. Я не говорю, что невозможно. Но тяжело.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. А кому легко? Время такое! Хочешь жить – умей работать!
Алексей Алексеевич и Жилинский уходят. Кочерего в раздумье осматривается. Подходит Мырков.
МЫРКОВ. Чего брат тут вынюхивал?
КОЧЕРЕГО. Строиться будет. А вы почему не подошли? Родственники же.
МЫРКОВ. Да… Не люблю лезть. У него своя жизнь, у меня своя. Пива хочешь?
КОЧЕРЕГО. От бутылочки холодного не откажусь.
МЫРКОВ. Я тоже.
КОЧЕРЕГО. Я думал, угощаете.
МЫРКОВ. Просто спросил. Ты хочешь, и я хочу, а пива нет. Но магазин открыт еще. Могу сходить.
КОЧЕРЕГО. В другой раз.
МЫРКОВ. Большой дом будет, я чувствую. Перекроют мне рассвет солнца.
КОЧЕРЕГО. Рассвет с другой стороны. От реки.
МЫРКОВ. Ну, закат закроют, тоже мало хорошего. Полчаса осталось.
КОЧЕРЕГО. До чего?
МЫРКОВ. До закрытия. Или ты за рулем?
КОЧЕРЕГО. С водителем.
МЫРКОВ. Тогда в чем вопрос?
КОЧЕРЕГО. В городе заеду и куплю. Стройка у меня тут будет, отец, сообразить все надо.
МЫРКОВ. Строек у тебя будет много, а жизнь одна. Ты для чего строишь?
КОЧЕРЕГО. Чтобы людям было где жить.
МЫРКОВ. Это фактически, материально, а если к душе применить? Что душе дает?
КОЧЕРЕГО. Хорошо людям будет.
МЫРКОВ. Правильно, чтобы было хорошо. Но зачем откладывать, если ты кому-то можешь уже сейчас хорошо сделать? Без всякого строительства?
КОЧЕРЕГО. Тебе денег, что ли, на пиво дать?
МЫРКОВ. Обижаешь! Деньги у меня у самого есть, я не прошу, а предлагаю.
КОЧЕРЕГО. Выпить пива в рабочее время?
МЫРКОВ. Во-первых, уже не рабочее, во-вторых, про пиво я для примерки сказал. На самом деле пиво разволакивает, усыпляет, его перед телевизором дома надо пить. На ночь грядущую. Водку – в компании. Она жесткая сама по себе, но быстро размягчает, к людям общительней становишься. Вино хорошее, сухое, его надо пить с женщиной. Чтобы не охмелеть, чтобы силы на женщину остались. Коньяк – с начальством, для взаимного уважения. Чтобы начальство гордилось, что может себе коньяк позволить, а ты бы гордился, что тебя угощают.
КОЧЕРЕГО. А если ты его угощаешь?
МЫРКОВ. Тоже уважение – снизу-вверх.
КОЧЕРЕГО. Интересно рассуждаешь. А виски с кем пить?
МЫРКОВ. Виски ни с кем и нигде не надо пить. И все эти текилы, бренди, ром – туда же.
Враждебные напитки, и хмель с них нерусский какой-то. Лично я злиться начинаю. Даже на свою жизнь, будто она у меня плохая.
КОЧЕРЕГО. А хорошая?
МЫРКОВ. Естественная! Работа, отдых, семья, ничего лишнего. А виски этого выпьешь или рома и чувствуешь себя ковбоем каким-то из кино. Или пиратом. На посторонних женщин смотришь бессовестно. Сплошная провокация, короче.
КОЧЕРЕГО. Тогда что ты мне предлагаешь выпить?
МЫРКОВ. Портвейн! Не импортный, наш, традиционный. Советского формата.
КОЧЕРЕГО. Ну нет! Я эту гадость не пил никогда!
МЫРКОВ. А ты попробуй. Вот на бережке сядем с тобой, вокруг тишина, водичка в реке журчит, комарики жужжат, сначала неприятно даже, потому что покусывают. Крови хотят, заразы. А портвейн тоже, как кровь, густой, бурый…
КОЧЕРЕГО. И противный!
МЫРКОВ. Своеобразный. Да, не без противности. Но у нас и жизнь такая, всегда с противнинкой. Вкусную жизнь легко любить, а ты научись любить такую, какая есть. В этом и фокус, что ты первый стакан пьешь, и тебя всего аж перетряхивает – ну и мерзость! И тут хмель в тебя поползет. Не жесткий и не мягкий, не быстрый и не медленный, а такой, как надо, такой, как твоя жизнь. И ты понимаешь, что хочешь еще. И второй стакан покажется намного приятней. Значит – преодолел. А после третьего ты даже комариков перестаешь на щеках бить, пусть сосут, сволочи. Дождешься, когда напьется, вот тогда его – хлоп! И тебе удовольствие, и комару интересней сытым погибать, чем натощак. Как бы тоже не зря жизнь прожил.
КОЧЕРЕГО. Аж оскомина на твои слова пробила. Еще немного – и уговоришь.
МЫРКОВ. Я не уговариваю, я рисую перспективу. Портвейн хорошо вдвоем пить – для разговора. Он напиток дружелюбный, простой, ты с ним себя чувствуешь народным человеком. А то оторвались все друг от друга, смотреть же тошно!
КОЧЕРЕГО. Сколько там до закрытия?
МЫРКОВ. Двадцать минут.
КОЧЕРЕГО. Так что же мы стоим тут с тобой? Идем, я угощаю!
Они уходят.
4.
Алексей и Рената.
РЕНАТА. Год почти прошел.
АЛЕКСЕЙ. Я помню. Звонил в Питер недавно.
РЕНАТА. И?
АЛЕКСЕЙ. У них уже нет этой вакансии. И вообще все под вопросом. Сама эта тема.
РЕНАТА. Когда ты звонил?
АЛЕКСЕЙ. На прошлой неделе.
РЕНАТА. То есть – прошла неделя?
АЛЕКСЕЙ. Если точно – пять дней.
РЕНАТА. Прошло пять дней. Ты звонил в Питер. Ты уже знаешь, что мы никуда не поедем. И молчишь.
АЛЕКСЕЙ. Я хотел сказать. Закрутился.
РЕНАТА. Торговля – дело хлопотное.
АЛЕКСЕЙ. Не надо так, Ренаточка, любимая моя. Это не торговля, это сложнее. В конце концов, операции я делал для чего? Чтобы люди были здоровее. Оборудованием я страну обеспечиваю для чего? Для того же самого! Для здоровья людей. И это временно. Отец зациклился на доме, каждый день мотается туда, вся работа на мне.
РЕНАТА. А когда построит, то что? Мы должны переселиться туда?
АЛЕКСЕЙ. Не обязательно.
РЕНАТА. Все получается так, как хочет твой отец. Или ты не против?
АЛЕКСЕЙ. А если и не против? Это плохо?
РЕНАТА. Сам решай. Ты собирался стать хирургом мирового уровня.
АЛЕКСЕЙ. Стану, какие мои годы.
РЕНАТА. Не мне судить, я анестезиолог. Но мой Ефраимов говорит: хирургу, как снайперу, надо тренироваться каждый день.
АЛЕКСЕЙ. Ты его уже так? Мой Ефраимов?
РЕНАТА. Я с ним работаю, в этом смысле.
АЛЕКСЕЙ. Так говоришь, будто я тебя в чем-то подозреваю. Я не ревнивый.
РЕНАТА. Почему? Разлюбил?
АЛЕКСЕЙ. Перестань.
РЕНАТА. Мы ребенка еще хотим или уже нет?
АЛЕКСЕЙ. Ты хочешь?
РЕНАТА. А ты?
АЛЕКСЕЙ. Я первый спросил.
РЕНАТА. Вообще-то первая как раз я спросила.
АЛЕКСЕЙ. Это был вопрос?
РЕНАТА. А что?
АЛЕКСЕЙ. Давай так. Еще месяца три, и дом будет готов. И все.
РЕНАТА. Что – все?
АЛЕКСЕЙ. Вернусь к своей работе.
РЕНАТА. Но жить опять будем с ними?
АЛЕКСЕЙ. Вряд ли.
РЕНАТА. Тогда зачем ему этот дом? Для кого? Для себя и Антонины Никитичны? Замок, дворец – для двух человек?
АЛЕКСЕЙ. Для наследников.
РЕНАТА. Я, ты и Леша – все наследники.
АЛЕКСЕЙ. Пока. Слушай, давай без деталей. Отец мечтал о доме, дом скоро будет, я ему помогаю. И это все. Потом все свободны. Зачем нагнетать?
РЕНАТА. Тоже верно. Извини.
АЛЕКСЕЙ. За что?
РЕНАТА. Это я так. На всякий случай. А где Леша у нас?
АЛЕКСЕЙ. Сидит у себя, играет. Идеальный ребенок.
5.
Алексей Алексеевич общается с Кочерегой.
КОЧЕРЕГО. Не совсем увязка у нас получается по территории. Тут бы вот самое место для гостевого дома, если вы его не передумали, но чуть не хватает. Вы бы переговорили с родственником вашим, у него все равно на участке две грядки и три дерева, остальное бурьян. Нам бы пару соточек. А еще лучше – предложить ему квартиру или другой домик, а тут бы у вас был дополнительный простор. И к реке выход, главное. Я бы тут ангар для катера поставил, прямо так и просится. А от него стапель, чтобы на колесиках катер из ангара прямо в реку.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Говорил я с ним – не хочет.
КОЧЕРЕГО. Может, я попробую? Мы с ним тут слегка дружбу завели на почве рыбной ловли.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Есть время рыбу ловить?
КОЧЕРЕГО. Только после работы. Вечером на реке посидишь, расслабишься…
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Что-то ловится?
КОЧЕРЕГО. Пескарики, красноперки. На уху хватает. Для ухи главное не количество рыбы, а вкус. Вот он вышел как раз. Позвать?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Попробуй.
КОЧЕРЕГО. Василий Григорьевич, ком цу мир, разговор есть!
Подходит Мырков.
МЫРКОВ. Здравствуй, Данила. (Подчеркнуто). Здравствуйте, уважаемый Алексей Алексеевич!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты не начинай сразу. Я тебя ничем не обидел никогда.
МЫРКОВ. А я превентивно. Такие люди, как вы, рано или поздно обижают таких, как я.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Я тебе, наоборот, добро сделать хочу.
МЫРКОВ. И я о том же. Ваш папа сестре своей, моей маме, тоже хотел добро сделать, чуть дом не сломали наш. Уговаривал на городское жилье. Но что выяснилось? Что вы сюда опять возвращаетесь, значит, это было не добро, а зло!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Значит, ты наотрез не хочешь участок и дом продать? В обмен на лучшее?
МЫРКОВ. Алексей, не темни. Где ты мне лучшее найдешь? Лучше этой речки? Леса этого за речкой? А соловей какой у меня в саду поет, где ты мне найдешь такого соловья?
Слышится женский голос: «Василий! Василий! Мырков, твою-то!»
Выходит жена Мыркова Екатерина.
ЕКАТЕРИНА. Вот ты где! (Алексею Алексеевичу и Кочереге). Здравствуй, Леша, здравствуй, Данила. (Мыркову). На ту сторону давай отвези меня!
МЫРКОВ. Лодка прохудилась.
ЕКАТЕРИНА. Так она еще две недели назад прохудилась!
МЫРКОВ. Ты наблюдательная, Катя. Да, две недели назад. Считаешь, за две недели зарасти должно? Это тебе не чирей и не царапина. И это не дерево. И даже не сталь. Это дюралевая лодка, Катя, а дюраль не заклеишь и не заваришь, ее только клепать.
ЕКАТЕРИНА. Так и склепай как-нибудь! (Машет рукой). С тобой говорить! (Кочереге). А ты его не отвлекай! Повадился у нас сидеть, прямо прописался!
КОЧЕРЕГО. Всего несколько раз был. И вы сами с нами сидели.
ЕКАТЕРИНА. Я посижу – и дело делаю. А вы как начнете колбасить свою философию – уши вянут!
КОЧЕРЕГО. В свободное время…
ЕКАТЕРИНА. Я тебе при людях скажу, Мырков, не постесняюсь: разведусь я с тобой! А чего? Дети выросли, уехали, ты меня не обеспечиваешь ни как женщину, ни как жену. Какая мне мораль с тобой жить? У тебя твой портвейн останется и твой товарищ, наслаждайся!
КОЧЕРЕГО. Портвейн абсолютно ни при чем. А я вот что, Алексей Алексеевич: где мы террасу будем делать конкретно? Тут на снижение земля идет, я так и вижу тут террасу.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Домом занимайся, это все потом.
КОЧЕРЕГО. Резонно. Пойду, действительно… А то там…
Уходит.
МЫРКОВ. А мне на смену.
ЕКАТЕРИНА. Смена, слово-то какое трудовое! Сидит восемь часов на попе, сквозняки у двери сторожит – смена!
МЫРКОВ. Скажу только одно: можно на попе сидеть и оставаться мыслящим человеком. А можно весь день бегать и…
ЕКАТЕРИНА. Ну? Ну? Не сочинил еще?
МЫРКОВ. Курица тоже бегает! Счастливо оставаться!
Уходит.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Трудно тебе с ним?
ЕКАТЕРИНА. Не столько трудно, сколько несерьезно. Какая-то жизнь, Леша, несолидная у меня. Двух детей вырастила, а муж ребенком остался. Я и правда, как курица, кудахчу над ним. И работа не удовлетворяет, если честно. Всем говорю, что в аэропорту работаю, а кем? Сортиры мою! Ты вот молодец, шевелишься, дворец целый строишь. Я не завидую, но… Как-то обидно. Дом наш – как сарай, хуже ни у кого в поселке нет.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Могу новый построить. Дом и земля у вас на кого оформлены?
ЕКАТЕРИНА. На него. От его отца все перешло, он документы когда делал, я не сообразила вписаться.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Но если ты всерьез разведешься, тебе же половина земли отойдет?
ЕКАТЕРИНА. Да я только грожу… Хотя… Отойдет, а что?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Продай мне свою часть.
ЕКАТЕРИНА. Так его согласие, наверно, нужно? А он упрется… (Решительно). Возьму, да и продам! Без всякого согласия! Ведь правда, Леша, хоть напоследок по-человечески пожить! Его ведь уговаривать бесполезно, он тебе так начнет в обратную доказывать, что сама поверишь, что ничего не надо! Крышу просила перекрыть – нет, говорит, если ее тронуть, стропила рухнут! Погреб новый вырыть хотела – нет, говорит, сейчас там водный баланс под землей, начнешь рыть, нарушишь баланс, участок затопит! У него все, как с лодкой – вместо ремонтировать, начинает про дюраль рассказывать. И так убедительно, главное! То у него баланс, то дюраль, а на самом деле – враль. О, стихами сказала! Володя, ведь, когда тут у нас фабрика игрушек была, я там в стенгазете сатиру в стихах писала! Весь цех смеялся. До сих пор помню: «Бездельники и несуны на производстве не нужны, того, кто станет вором, покроем мы позором!» Было время… И игрушки были, куклы наши, натуральные, на одежку у них настоящий ситец шел. Некоторые из этого ситца себе платья и блузки шили. Из сэкономленного материала. Нет, свернули производство. Спроса нет, говорят. А на что спрос? У внучки видела чудище – одна голова, глаза и уши! Зато говорящая. Это ладно, у нее еще есть целая семья, кукла-папа, кукла-мама, куклы-дети. Я с куклы-папы недавно штанишки стаскиваю, простирнуть хотела, шоколадом она их испачкала, снимаю, а там у него – писюн! Прямо человеческий в натуральную… Ну, не величину, но вся анатомия, как у мужика. Я вся аж в возмущение пришла, дочери говорю: ты зачем это покупаешь, чему учишь? Она ржет: половое воспитание!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Так что, продашь?
ЕКАТЕРИНА. А давай! Бумажки надо какие подписать? Подпишу хоть прямо сейчас! … Нет, сейчас некогда… И узнать надо, как и что. Но учти – я в принципе согласна. (В сторону). Василий, ты не ушел еще? Василий?!
Уходит.
6.
В темноте – звуки стройки. Ясно, что работа кипит.
Но вот эти звуки все тише и реже.
Тишина.
Антонина Никитична сидит перед телевизором. Новости о кризисе 1998 года. Входит Алексей Алексеевич. Садится рядом. Довольно долго молчит.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Что делаешь?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Отдыхаю. От детей приехала.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Как у них там?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Нормально.
Пауза.
Чего-то ты тихий. (Выключает телевизор). Что случилось?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты же видишь – дефолт. Кризис.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Это для тебя опасно?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Это смертельно, Тоня.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Не пугай. Объясни.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Объясняю. Я оборудование покупаю за валюту, так?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Не знаю. Ты мне не рассказывал.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. За валюту. А продаю за рубли. Но все равно получался выигрыш, если в обратном пересчете на валюту. Но рубль рухнул. Понимаешь?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Не совсем.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Объясняю. К примеру, покупаю где-то очки для тебя. Импортные. За доллар. Это шесть рублей по курсу. Было. Я продаю тебе их за двенадцать рублей. Сколько выигрыш?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Я плохо считаю…
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Шесть рублей! То есть еще целый доллар.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. А теперь?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. А теперь доллар растет. А рубль падает. Не шесть рублей, а десять, пятнадцать, двадцать! То есть, я покупаю очки за доллар, а продаю за тридцать центов!
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Ты за рубли продаешь.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Правильно! И чтобы окупиться, мне надо продать хотя бы тоже за доллар в пересчете на рубли! Но теперь не за шесть рублей, как раньше, и даже не за двенадцать, а за двадцать!
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Так и продай за двадцать!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. У меня договора, дура! И в них прописано – двенадцать! И покупать дороже заказчики не будут! Они даже и за эти деньги уже не хотят, отказываются все поголовно. Форс-мажор!
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Это что?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. То! Пожар, наводнение, землетрясение и смена государственного строя!
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Так ничего этого не было.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Хуже было!
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Плохо, конечно… Но ничего. У тебя же есть запасы какие-то?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Все на дом уходило!
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. А если дом продать?
Алексей Алексеевич так на нее смотрит, что она тут же исправляется.
Я просто… Как вариант.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Это не вариант. Ничего, на жизнь хватит. При нулях останусь, но проживем. И дом – дострою! Назло всем! Он готов уже совсем, коммуникации – вода, свет, все есть, отделка осталась. Будем в одних комнатах жить, а другие отделывать.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Почему не здесь пожить?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Чтобы закончить дом, придется продать эту квартиру.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. По-другому нельзя?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Можно. Объявить себя банкротом, лишиться дома, квартиры, последних денег, всего! Да еще специальных людей пришлют, долги из меня выколачивать. Выколачивать – это не метафора, Тоня.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Господи… Тогда ладно… Ты не переживай. У тебя сын взрослый, поможет.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Как? Он теперь тоже работы лишился!
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Правда, он же с тобой… И что теперь?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Тоже продадут квартиру, въедут в дом.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Вряд ли Рената… Да и Леша тоже… Хотя… Зато вместе будем…
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Будем вместе, да. Если они согласятся.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Мне поговорить с Лешей?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Попробуй. Да, поговори. Без нажима.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Я с нажимом и не умею. Ты бледный очень. Плохо себя чувствуешь?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Да голова что-то… Поеду, посмотрю, как там.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Можно завтра.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Нет. Я там успокаиваюсь.
Он встает и застывает. Будто прислушивается к себе.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Что?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Кружится немного. Слишком резко встал. Ничего. Все нормально.
Он идет и падает.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Господи!..
Она бросается к нему, потом к телефону.
Скорая? Человеку плохо, обморок или приступ… Я не знаю! Сорок девять. Да какая разница? Голова кружилась, а потом упал!
Затемнение.
7.
На сцене Алексей Алексеевич и Жилинский. Алексей Алексеевич в кресле-каталке. Он говорит очень неразборчиво, Жилинскому приходится напряженно вслушиваться.
ЖИЛИНСКИЙ. Ваше решение, конечно, но от оранжереи и бассейна я бы отказался.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Бу-э не-а-и-о!
ЖИЛИНСКИЙ. Будет некрасиво?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. А. О-у-о, а э о!
ЖИЛИНСКИЙ. Остаток?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. О-у-о!
ЖИЛИНСКИЙ. Апу? Абу? Не пойму, извините.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. О-у-о!
ЖИЛИНСКИЙ. Обрубок?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. А!
ЖИЛИНСКИ Й. Почему? Фундамент там есть, на него ставим колоннаду. Казанский собор видели? Очень красиво.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (отрицательно мотая головой). Э!
ЖИЛИНСКИЙ. Нет, так нет. Как говорится, все, что хотите, за ваши деньги. Но в деньгах и суть, Алексей Алексеевич. Мы не укладываемся. Тут так – или возводим два эти крыла, и вы живете в голых стенах, или занимаемся отделкой, чтобы были нормальные условия, а крылья потом. Или изыскиваем средства на то и то. Есть средства?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Э.
ЖИЛИНСКИЙ. Тогда выбирайте – что? Крылья или отделка?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ы-я.
ЖИЛИНСКИЙ. Крылья?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. А.
Появляется Антонина Никитична.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Вы чего тут? Ему нельзя долго разговаривать!
ЖИЛИНСКИЙ. А мы уже все. Говорил только я, Алексей Алексеевич соглашался. Или не соглашался.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Пора таблетки пить, Леша, и обедать. Поехали.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. А-ам!
Нажимает на кнопки, управляя коляской. Уезжает.
ЖИЛИНСКИЙ (глядя вслед). До чего техника дошла. На аккумуляторе работает? Долго заряжается? Вот бы и машины все такие были. Думаю, в будущем и будут. Бесшумные и удобные. Я бы хотел себе такую. Не коляску, конечно.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. О чем договорились?
ЖИЛИНСКИЙ. Продолжаем строиться.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. А вы не можете его убедить обойтись без этих… Что там у нас, цветник, баня?
ЖИЛИНСКИ Й. Оранжерея, бассейн, сауна, баня. Пытался – ни в какую.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. У нас из шести туалетов только один нормально работает. Как в коммуналке, в очереди стоим.
ЖИЛИНСКИЙ. Это к строителям.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. А скажите, этот дом… В таком виде, как есть, этот дом дорого стоит?
ЖИЛИНСКИЙ. Строго говоря, у него нет цены.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Это как?
ЖИЛИНСКИЙ. Очень просто. Во время кризиса люди покупают или самое дешевое жилье или самое дорогое. Вкладываются. И главное – чтобы готовое все было. А достраивать никто не хочет. Если кто купит, то за бросовые деньги.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Но на них можно купить какой-то дом – обычный, пусть даже одноэтажный? Комнат на пять?
ЖИЛИНСКИЙ. Только теоретически. Квартиру можно купить.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. А две? Вы можете это узнать?
ЖИЛИНСКИЙ. Не моя специальность, Антонина Никитична. Я даже и на этой стадии уже не нужен, все спроектировано, добавлять нечего. Алексей Алексеевич маме моей помог, достал аппарат для дыхания, я из чувства благодарности…
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Тем более должны понимать – этот дом его убьет!
ЖИЛИНСКИЙ. Как сказать. Я вот когда-то сдавал дипломный проект. Оставалась неделя. А в это время грипп бушевал в Москве, в моей семье все легли, а я держался. Чувствовал на грани себя, но держался. Даже температуры не было. И как только сдал проект, не то что в тот же день, а прямо в тот же час – свалился. Температура под сорок, состояние – жуть. Чуть не умер, серьезно, до реанимации дошло. Такой был жесткий грипп. Понимаете меня?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Хотите сказать… Он умрет, если дом закончит?
ЖИЛИНСКИЙ. Не обязательно, но… Да, может, в этом и смысл – вечно его строить и никогда не заканчивать. Шучу, конечно. Про квартиры – узнаю.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Спасибо.
8.
Прошло пять лет. Алексей Алексеевич частично восстановился, но, увы, болезнь не отпустила до конца, он жил на лекарствах. Зато построены были два крыла для бассейна и оранжереи, а третий этаж дома был почти отделан. Правда, не все устраивало Алексея Алексеевича, о чем он строго выговаривал прорабу Кочерего.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Данила, твои рабочие появляются тут раз в неделю – причем разные! И новые портят то, что сделали предыдущие! А тебя и раз в месяц не дождешься!
КОЧЕРЕГО. Много объектов, Алексей Алексеевич. Люди отстраиваться опять начали, прямо как после бомбежки. Даже удивительно – сколько наш народ разоряют, а он опять оперяется!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты мне зубы не заговаривай! Оперяется!
КОЧЕРЕГО. Вы скажите конкретно, что не так? Сами же двигаться не даете. Как у Ленина у вас получается – шаг вперед, два назад!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Плохо учился, у него шаг назад, два вперед!
КОЧЕРЕГО. Хорошо, пусть два вперед. Но вы же переделывать заставляете все время!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. И буду – потому что халтура! С потолком обманули меня? Вместо нормальной грунтовки и побелки – что у вас там?
КОЧЕРЕГО. А что?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. А то. За дурака меня считаешь? Смотри! (Он берет две связанные длинные палки и тычет ими вверх). Тряпкой завесили, что ли?
КОЧЕРЕГО. Последний писк, натяжной потолок. И красиво, и экономично. Мы с вашим сыном обсуждали, он согласился.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Данила, ты с кем договор подписывал, со мной или с сыном?
КОЧЕРЕГО. Я думал, одна семья – одно мнение. И он же компаньон ваш.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Мнение – только мое, понял? Содрать эту гадость, сделать нормальный потолок!
КОЧЕРЕГО. Сделаем.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Дальше. Это – что?
КОЧЕРЕГО. Панели.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Разного цвета! Тут темнее, а тут белесое какое-то! Почему?
КОЧЕРЕГО. Напоминаю, Алексей Алексеевич, мы вам предлагали образцы, вы выбрали этот. Мы предупреждали: сейчас такого дуба на базах – только на половину панелей. Вы сказали: начинайте, потом докупите, когда будет.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Так докупили бы!
КОЧЕРЕГО. А нету! Последняя партия была! Я брата своего просил даже в странах Евросоюза поискать, нет в природе такого материала, перестали выпускать! И такого, белесого, как вы говорите, тоже почти нет. Потому что никто уже такими панелями не увлекается. Новые материалы пошли. МДФ, массив клееный, пластик, а чтобы прямо такого – нету!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Дерева нету? Леса повырубили? Хорошо, нет таких панелей, но краска-то есть?
КОЧЕРЕГО. Краски сейчас много. На любой вкус.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Так взял и покрасил! В один цвет!
КОЧЕРЕГО (озадачен). В самом деле… А я не подумал даже… Спасибо за идею.
Входит Антонина Никитична.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Леши не было тут?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Какого?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Младшего? Он после школы не ел ничего.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не видел.
КОЧЕРЕГО. Я пошел.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Куда?
КОЧЕРЕГО. Краску искать.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Успеешь, я еще про полы не сказал.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Тебе бы тоже поесть надо. И лекарства опять пропустил.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Я прекрасно себя чувствую. (Кочерего). Смотри сюда.
КОЧЕРЕГО. Где?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Вот тут. Смотри. (Достает нож, нагибается, поддевает паркетную дощечку, показывает Кочерего). Это что?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Ты бы не нагибался, Леша, лишний раз, врачи сказали…
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Это что, я спрашиваю?
КОЧЕРЕГО. Ножом поддеть – любую дощечку выковырнуть можно.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не любую! Вы на канцелярский клей ее присобачили, что ли?
КОЧЕРЕГО. На временный. Потому что все равно переделывать заставите. Третий раз перестилаем.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. А с первого раза нормально сделать – никак?
Входит Алексей.
АЛЕКСЕЙ. Всем привет. Чего шумим?
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Это ты согласился вместо потолка тряпку повесить?
АЛЕКСЕЙ. Пап, это нормальный потолок, выглядит даже лучше. И поменять легко.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Нормальный – когда на века! Или лет на двадцать хотя бы.
КОЧЕРЕГО. Натяжной на двадцать и рассчитан. Если качественный.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА (Алексею). Ты Лешу не видел? Он опять не кушал и забился куда-то. Мне кажется, у него в школе что-то не так.
АЛЕКСЕЙ. Что может быть не так в одиннадцать лет?
КОЧЕРЕГО. Не скажите. Мне было как раз одиннадцать, когда от нас отец ушел. Так я на чердак лазил, балку присматривал, хотел повеситься. Трагедия была, несмотря на детский возраст.
АЛЕКСЕЙ. Сочувствую. (Отцу). Срочный вопрос – Суконев сворачивает дела, предлагает партию товара, объем большой, зато цена…
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Даже не думай! Его и слушать нельзя! Как с цыганками – она пристает, а ты иди мимо!
КОЧЕРЕГО. Абсолютно в точку! Я студентом был, шел себе по улице, она ко мне – красивый, давай будущее скажу! Я ей – да ты все равно соврешь. Она: а ты послушай! Я слушаю, а сам над ней смеюсь. Думал, как? Я циничный, критичный, меня на дурку не возьмешь. И тут меня как подушкой по голове – бац! Стою и не понимаю, где я, что я, цыганки нет, я в бумажник посмотрел – пусто!
АЛЕКСЕЙ. Пап, давай серьезно. Цыганки какие-то… Это – наш шанс подняться. Самому не надоело? Живем, как… Бассейн без воды, оранжерея без цветов, туалет один на всех, вместо душа я ведром обливаюсь!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не нравится – бросай все и уезжай. В Питер, за границу, куда хочешь!
Входит Рената.
РЕНАТА. Спасибо, мы как раз хотели об этом сказать. Что решили уехать.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (сыну). А чего же ты тут мне про Суконева втирал?
АЛЕКСЕЙ. Мы не решили, но обсуждаем.
РЕНАТА. Разве?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Почему я ничего не знаю? Куда уехать? За границу? А Леша? В иностранную школу ходить будет?
КОЧЕРЕГО. Моя сестра младшая пять лет назад в Чехию замуж вышла. Сначала было очень трудно…
РЕНАТА. При чем тут заграница?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Вы же сказали…
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Это я сказал. Пусть едут, не держи их. Один справлюсь, я почти в норме.
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Это твое почти…
Стремительно входит Екатерина.
ЕКАТЕРИНА. Здравствуйте! Все, Алексей, решила – продаю участок!
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты уже двадцать раз продавала, а потом передумывала.
ЕКАТЕРИНА. Теперь точно! Развелась я с ним, все!
Входит и слышит это Мырков.
МЫРКОВ. Да неужели? А почему я не знаю?
ЕКАТЕРИНА. Позвони в загс, спроси, там мое заявление лежит!
МЫРКОВ. Это какой раз уже?
КОЧЕРЕГО. Один в один у нас с женой – раз в полгода разводимся. Но – дети! Я как вспомню, как из-за отца на чердак лазил…
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Кстати, а что на чердаке у нас? Может, он там?
РЕНАТА. Кто?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Леша.
РЕНАТА. С какой стати?
Звонок телефона Алексея. Он берет трубку.
МЫРКОВ. Алексей Алексеевич, заявляю официально – моя жена не имеет права распоряжаться совместно нажитым имуществом без моей санкции! У меня адвокат знакомый, все на пальцах объяснил.
АЛЕКСЕЙ (в трубку). Как раз обсуждаем, давайте перезвоню.
Входит Жилинский.
ЖИЛИНСКИЙ. Здравствуйте, у вас общее собрание тут? Хорошо, как раз решите вопрос. Алексей Алексеевич, я нашел.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Что?
ЖИЛИНСКИЙ. Две квартиры по цене вашего дома. И даже можно безналично рассчитаться, то есть по бумагам деньги пройдут, но реально никто никому, обмен получится.
АЛЕКСЕЙ (Жилинскому). Подождите с квартирами своими! Пап, Суконев говорит – или мы сейчас соглашаемся, или он сегодня же отдаст другим. Дешевле, зато деньги сразу.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. Врет! (Жилинскому). Какие квартиры, я не понял?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Это я просила посмотреть варианты. Но так давно, что сама забыла!
АЛЕКСЕЙ. Мам, да погоди ты! (Отцу). Он на телефоне, что сказать?
Алексей Алексеевич морщится, машет рукой, садится в кресло.
РЕНАТА. Алексей, я не поняла, ты вчера сказал, что все свернешь, что больше не будешь этим заниматься. А сам… Это на предательство похоже, не кажется?
АЛЕКСЕЙ. Я сказал, потому что ты за горло меня взяла! Ты же давишь, как бульдозер! И я не припомню, чтобы говорил, что сразу все сверну. Что хочу свернуть в перспективе, это да, но чтобы…
РЕНАТА. Может, ты вообще ничего не помнишь? Еще бы, столько выпить!
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Он разве пьет? Леша, ты пьешь?
ЖИЛИНСКИЙ. Не мое дело, конечно, но все-таки, когда два поколения под одной крышей…
АНТОНИНА НИКИТИЧНА (глядя в окно, в страшном волнении). Леша! Леша, ты что там делаешь? Он на крыше! Вон там, видите? Зачем он туда залез?
КОЧЕРЕГО. Вот и я на чердак так же…
АЛЕКСЕЙ. Да помолчите вы! (Идет к окну, открывает). Леша, ты чего там? Не слышу? … Что значит – просто так? Сиди, где сидишь, я сейчас! Пап, как решаем? Не надо, значит – не надо.
ЖИЛИНСКИЙ. Если вы насчет дома, то нет смысла что-то с ним, если вы меняете…
МЫРКОВ. А что, съехать хотят? Изгадили тут все своей стройкой – и бежать? А отвечать кто будет?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Лезьте кто-нибудь на крышу, не то я сама полезу! (В окно). Леша, спускайся немедленно!
АЛЕКСЕЙ. Леша, не слушай, сиди на месте! (Матери). Ты соображаешь, где он там спустится?
АНТОНИНА НИКИТИЧНА. Но залез же как-то!
РЕНАТА. Надо позвонить пожарникам, чтобы машину с лестницей прислали. Звоните кто-нибудь!
АЛЕКСЕЙ. Сама звони, у меня Суконев на связи!
РЕНАТА. Тебе Суконев дороже сына?
КОЧЕРЕГО. У нас был во дворе случай, кошку пожарники с дерева снимали…
В это время Мырков обращает внимание на Алексея Алексеевича.
МЫРКОВ. Алексей Алексеевич! Леша? Чего-то мне не нравится, как он сидит.
У Алексея Алексеевича голова опущена на грудь, а рука повисла.
Все смотрят на него.
Общее оцепенение.
Затемнение.
2 СЕРИЯ
1.
Прошло десять лет. Алексею уже сорок четыре, Рената чуть моложе, сыну их Леше 21 год, а бабушке Антонине Никитичне за 60. Как и Мыркову, и жене его Екатерине.
А дом все еще не доделан, при этом выглядит состарившимся. Старая новостройка, странно звучит…
Совсем ветхим стал и дом Мыркова, но хозяина это не волнует. Он сидит на крыльце с душевным своим приятелем Кочерего и ведет беседу.
МЫРКОВ. Тут у нас раньше была школа олимпийского резерва. С бассейном. Я плавал хорошо всегда, думаю – пойду, запишусь, чемпионом стану. Месяца два ходил или три, скучно стало. То разминка, то гимнастика, ходишь, руками махаешь, а в воду не пускают. Потом пустили, и тут же специализация началсь. Ты будешь брассом плавать, ты кролем, ты на спине, а мне говорят – ты для вольного стиля подходишь. Но какой он вольный, если опять все по правилам? Тот же кроль на самом деле, только название другое. А я люблю перемежным стилем.
КОЧЕРЕГО. Перемежным?
МЫРКОВ. Ну. То так, то так. Как оно в жизни и бывает. Мы же не одним стилем живем, правильно? Сегодня одним, завтра другим.
КОЧЕРЕГО. Разве? Ты всю жизнь в одном доме живешь. Работаешь в одном и том же месте. В чем перемежность?
МЫРКОВ. Во мне! Вот тут! (Показывает на голову). Иной раз проснешься, выйдешь на крыльцо, глянешь на реку, особенно осенью, и думаешь – пойду утоплюсь. Только вода холодная, топиться противно. А бывает, выйдешь – тоже осенью, но ранней, когда тепло еще. Лес весь разноцветный, как на картинке, вода под солнышком блестит. Думаешь: а вот сяду в лодку и поплыву – куда донесет. Речка наша, между прочим, в Дон впадает, а Дон – в Азовское море, а Азовское в Черное, из Черного в Средиземное море проплыть можно, потом в Атлантический океан, а потом…
....................................................................................