Алексей Слаповский
«Два брата»

Действующие лица:

• СЕМЕН, 100 лет

  МАТВЕЙ, 100 лет

  КРИСТИНА, директор Дома ветеранов, около 35 лет

  ЛЮСЯ, администратор, она же сестра-хозяйка, 50 лет

  ЛЕТА, ведущая ТВ, около 25 лет

  АРСЕН, продюсер ТВ, около 40 лет

  Грузчики, уборщица, телеоператор – все без слов

1.

Комната в Доме ветеранов. Две кровати, два стола, два шкафа – платяной и сервант, две тумбочки, два стула, два кресла, в углу холодильник. Все очень тесно, потому что комната рассчитана на одного. Видны входная дверь, дверь в санузел и дверь на балкон. Очень громко звучит телевизор. Там – опера «Кармен».

Семен сидит за столом, смотрит телевизор и ест жареную картошку с жареной колбасой. Встает, идет к серванту. Ищет солонку. Находит. Возвращается к столу, садится. Солит картошку. Ест. Встает, идет к холодильнику, берет пакет с томатным соком, идет к серванту, берет стакан, наливает в него сок, пакет ставит обратно в холодильник, со стаканом идет к столу, садится. Ест, запивает соком. Встает, идет к серванту, открывает дверцу, берет хлеб, возвращается, отрезает ломоть хлеба. Теперь ест с хлебом. Включает чайник. Заваривает пакет чая в фаянсовой кружке. Идет к серванту, берет сахарницу. Возвращается к столу, открывает сахарницу, зачерпывает сахар ложечкой, хочет всыпать в чай, но передумывает, сыплет сахар обратно в сахарницу. Идет к серванту, ищет что-то, не находит. Идет к холодильнику. Достает из него баночку с медом. Идет к столу, садится. Зачерпывает мед ложечкой, запивает чаем. Встает, идет к серванту, открывает дверцы, выдвигает ящики, находит пачку печенья, возвращается. Садится, берет печенье, зачерпывает ложечкой мед, капает на печенье, откусывает. И опять зачерпывает мед, капает, откусывает.

Одновременно: открывается балконная дверь, входит Матвей. Он слегка прихрамывает. Сделав пару шагов, останавливается, долго стоит и смотрит на действия брата.

МАТВЕЙ. Потише сделай!

СЕМЕН. А?

МАТВЕЙ (после паузы). Это чего идет?

СЕМЕН. А?

МАТВЕЙ. Чего смотришь?

СЕМЕН. Опера.

МАТВЕЙ. Какая опера?

СЕМЕН. Хорошая опера.

МАТВЕЙ (подходит к столу). Колбаса?

СЕМЕН. Да вот лишнего нажарил… Будешь?

МАТВЕЙ. С картошкой?

СЕМЕН. У Татьяны взял. Она говорит, давай пожарю, а я ей – нет, я сам, ты так не умеешь.

МАТВЕЙ. Обход был?

СЕМЕН. Когда?

МАТВЕЙ. Утром. Сейчас сколько?

СЕМЕН. Десятый. Семь минут десятого.

МАТВЕЙ. На завтрак не ходил?

СЕМЕН. Кто?

МАТВЕЙ. Завтрак был? Мы на завтрак ходили?

СЕМЕН. Я нет. Картошки вот нажарил, колбасы. С утра захотелось. Вчера еще подумал: чего-то я хочу? Попросил картошки, колбасу свою взял, пожарил. Многовато, не доел. Хочешь?

МАТВЕЙ. Не понял, мы на завтрак ходили?

СЕМЕН. Я не ходил. На кухню пошел, у Татьяны картошки попросил. Она говорит – давай пожарю, а я – нет, ты так не сумеешь. Надо, чтобы хрустела! Она мягкую жарит. Как каша. А у меня с корочкой. Будешь?

МАТВЕЙ. Ты меня нарочно не слышишь? Аппарат вставь! Я спрашиваю, мы на завтрак ходили или нет?

СЕМЕН. Я не ходил. Картошки вот нажарил с колбасой. Хорошо, колбаса своя. А то бы не дали. Татьяне не жалко, но ей же не велят. Картошки еще даст, а колбасу…

МАТВЕЙ. Ты меня дразнишь, что ли, Семен? Я тебя простой вопрос спрашиваю – я на завтрак ходил?

СЕМЕН. Откуда я знаю? Я не ходил. Со вчера еще думаю: чего-то я хочу? Картошки! Пошел к Татьяне – дай картошечек пару. Она говорит – зачем? Пожарить. Давай, говорит, пожарю. Нет, я сам. Ты ее плохо жаришь, а я…

МАТВЕЙ. Твою-то мать, ты сказать мне можешь или нет, я на завтрак ходил?

СЕМЕН. Не орите, Матвей Трофимович, вы мне тут не начальник!

МАТВЕЙ. А вы, Семен Трофимович, не издевайтесь!.. Придумали – братьев вместе поселить!

СЕМЕН. Ремонт, вот и поселили.

МАТВЕЙ. Где?

СЕМЕН. Везде. Половину корпуса закрыли.

МАТВЕЙ. Да? Нет, я помню. Закрыли, да… Нас поэтому вместе поселили?

СЕМЕН. А почему же?

МАТВЕЙ. То-то я смотрю, вид с балкона не тот. Так мы на завтрак ходили, нет?

СЕМЕН. Я не ходил, а ты не знаю!

МАТВЕЙ. Наверно, ходил. Есть-то не хочу.

СЕМЕН. А?

МАТВЕЙ. Говорю, есть-то не хочу. Значит, ходил.

СЕМЕН. И правильно. Здоровей будешь. А я вот – вредно, а хочу колбасы с картошкой. Как бабунька нам говорила, помнишь? Все полезно, что в рот полезло!

МАТВЕЙ. Покурю пойду. После завтрака святое дело – покурить.

СЕМЕН. Покури, почему нет. Я бы тоже, если бы не бросил.

МАТВЕЙ. А ты бросил? Когда?

СЕМЕН. Здрасьте! Лет тридцать назад уже. А то и сорок.

МАТВЕЙ. Не путаешь? Мы же оба курим.

СЕМЕН. Постой. Я бросал, точно помню. Опять, что ли, начал?

МАТВЕЙ. И я бросал. Все мы бросали.

Он протягивает Семену сигарету, тот берет. В это время входят Кристина и Люся. У Кристины в руке папка.

ЛЮСЯ. Э, два брата-акробата, опять? Отдали сигареты, быстро!

Она ставит вазу на стол, берет у братьев сигареты.

ЛЮСЯ. Где достали? За территорию ходили? (Смотрит на стол). А это что? Кто колбасу с картошкой ел? Голый же холестерин, вы с ума сошли? Кто ел, спрашиваю? Кому нарушение режима записать? (Берет пульт, выключает телевизор). Вот, Кристина Юрьевна, видите, какой бардак? Раньше все нормально было, за ворота выходить не разрешали, только с родственниками, а еще раньше – только по пропускам с подписью администрации! А теперь шляются, как беспризорники! Тащат с воли, что попало. Он колбасой этой отравится, а с нас спросят!

КРИСТИНА (осматривается). Занавески депрессивные. Повеселей нет у нас?

ЛЮСЯ. Найдем! (Встает на стул, начинает снимать занавески).

КРИСТИНА. Я не говорю, что сразу. Больше разве некому поменять?

ЛЮСЯ. Да, пока кого найдешь, легче самой! (Отцепляет занавески). Я считаю, вам надо этот вопрос привести в норму. Они ведь даже вино таскают! Их на вахте досматривают, так они что придумали – бутылку в куртку завернут, и через забор. А потом поднимают. (Смеется). А в прошлом году один проститутку привел! Представляете?

КРИСТИНА (продолжает осматриваться). Тесно как здесь.

ЛЮСЯ. А что делать, ремонт! … Привел проститутку и говорит: это внучка моя. Мы ее уже здесь разоблачили. Ефимов такой у нас был, через полгода умер. И самое-то интересное, я у этой проститутки спросила, она же у него почти час была, пока не накрыли, а ему восемьдесят три, я спрашиваю: ну, и как, девушка, неужели у него что-то работает? А она говорит: еще как! Железная эрекция, дай бог каждому! Представляете?

Она слезает со стула, сворачивает занавески.

МАТВЕЙ (Кристине). Я прошу прощения, вы в каком качестве?

КРИСТИНА. Акимова Кристина Юрьевна, новый директор. Вхожу в курс дела. Вам, значит, через две недели сто лет?

МАТВЕЙ (не расслышав, Люсе). Людмила, я не понял, это кто?

ЛЮСЯ. А где аппараты ваши? (Роется в ящиках серванта, Кристине). Глухие оба, им аппараты слуховые выдали, а они не носят! (Находит аппараты). Ну-ка, воткнули в ушки быстренько! Матвей Трофимович!

МАТВЕЙ. Не надо! Я все отлично слышу! А от аппарата оглохну окончательно!

ЛЮСЯ. Семен Трофимович, одень, сразу лучше станет!

СЕМЕН. Ничего не лучше! Звуки какие-то ненатуральные. Как в бочке. И все время там (показывает на ухо) будто бумага шуршит. Раздражает.

КРИСТИНА (громко). Меня зовут Кристина Юрьевна, я ваш новый директор!

СЕМЕН. Ага! Посадили, значит, Коноплёва? Туда ему и дорога!

ЛЮСЯ. Никто не посадил, а на пенсию вышел. С чего его сажать, у нас тут и украсть-то нечего. Татьяна вон объедки с кухни домой таскает, собак своих кормит, две овчарки у нее, но это же не воровство, Кристина Юрьевна? Или как считаете? Если нельзя, я ей скажу.

МАТВЕЙ (Кристине). Не понял, вы в служебном порядке или как? В каком качестве, можете объяснить?

ЛЮСЯ (Кристине). И вот так всегда! Спросит, ему скажут, а он через пять секунд забывает все. И этот тоже. (Матвею). Директор она новый наш! Директор!

МАТВЕЙ. Не ори на меня! (Кристине). Примите заявление. Пока устное. Как инвалид и ветеран войны, учитывая преклонный возраст и заслуги перед Родиной, требую выделить мне отдельное помещение!

ЛЮСЯ. Да есть у тебя помещение, Матвей Трофимыч, ремонтируется оно! Ремонтируется! Ты тут временно! Сам сюда попросился! А потом это будем ремонтировать, тогда тебя обратно, а его к тебе, тоже временно!

МАТВЕЙ. Позвоните Валентине, пусть приедет, заберет меня! Немедленно!

КРИСТИНА. Это кто?

ЛЮСЯ. Да жена его покойная. Она давно умерла, а он запомнить не может! (Матвею). Позвоним обязательно!

КРИСТИНА. Зачем вы? Он должен знать.

ЛЮСЯ. Потом скажу, а то сейчас плакать начнет. Их главное – успокаивать. Чего просят, то и обещать, они сами потом не вспомнят, о чем просили.

СЕМЕН (Кристине). Я прошу прощения, мы знакомы?

КРИСТИНА. Я ваш новый директор. Кристина Юрьевна.

МАТВЕЙ. Кристина? Это вы?

КРИСТИНА. Я.

МАТВЕЙ. Красивое имя! У нас санитарка была Кристина. Незабвенная девушка! Я ей говорю: чего-то у тебя имя какое-то религиозное! А она: я не виновата, родители назвали… Я ей сапожки добыл. Хромовые, офицерские. Она кирзовые носила, не свой размер, три портянки наматывала, у нее же размер маленький, женский, тяжело ей было в них, я ей: Кристя, хочешь сапожки хромовые? Она смеется: кто же не хочет? Я и добыл. Аккуратные, тридцать восьмой размер. У нее тридцать шестой был, но на портянку байковую – самое то.

СЕМЕН. Не даром, небось, достал? Расплатилась по полной?

МАТВЕЙ. А?

СЕМЕН. Говорю – чем заплатила эта Кристя за портяночки? Ты же даром ничего не делаешь! А то, может, попользовался, а потом под расстрел ее? Чтоб не путалась под ногами? А? За имя религиозное! Давай, хвастайся!

МАТВЕЙ. Я тебя сейчас, Семен… Вот людей не постесняюсь, я тебя так сейчас за клевету… Уйди отсюда сейчас же! Уйди от греха, сказал!

СЕМЕН. Сам уйди!

ЛЮСЯ. Э, э, э, тихо! Тихо! (Кристине). И так все время.

КРИСТИНА (листает бумаги в папке). Странно, в один день родились, а даже не очень похожи.

ЛЮСЯ. Они не близнецы, двойняшки. Я слышала, женщина двойню даже от разных отцов родить может. Старички ничего, бодренькие. На вид больше восьмидесяти не дашь. А издали даже семьдесят. Что такое семьдесят в наше время? Если человек до этого не умер, конечно.

КРИСТИНА. Гипотоники?

ЛЮСЯ. Ну да. Оно лучше, чем гипертония, не подскакивает. Но в обморок падают иногда. (Братьям). Давление меряли? Вам тонометр даром подарили, трудно что ли – измерили, записали! (Идет к серванту, берет коробку с тонометром, тетрадь, садится за стол). Кто первый?

МАТВЕЙ. У меня все нормально!

ЛЮСЯ. Нормально, не нормально, контроль нужен! Три раза в день! (Кристине). Сестра дежурная мерить должна, а она не успевает. Да и не держатся сестры у нас. Зарплата маленькая, а народ тут проживает сложный, тяжелый. (Братьям). Ну, не тянем, меряем!

Семен садится к ней, она меряет ему давление. Потом Матвею. Одновременно рассказывает.

ЛЮСЯ. У них история, Кристина Юрьевна, фантастика просто! Один воевал, второго посадили в лагерь. Потом этого ранили, забыла, кого ранили… Матвей Трофимыч, тебя ранили?

МАТВЕЙ. А?

ЛЮСЯ. Ранили в ногу – тебя?

СЕМЕН. Он сам себя ранил!

МАТВЕЙ. Не ври, сучок! Башку тебе отшибу когда-нибудь за вранье!

ЛЮСЯ. Тихо, а то давление неправильное будет! (Кристине). Ну вот, этого ранили, его вылечили, но послали уже не на фронт, а в лагеря. Охранником. И он там встречает брата, представляете?

КРИСТИНА. Совпадение, да.

ЛЮСЯ. Еще бы! Один сидит, второй сторожит. Они потом полвека не видались, а то и больше. А потом у Матвея Трофимыча все умерли, он попадает к нам. А через лет пять и Семен Трофимыч. Там вообще криминал был, квартиру у него обманом отняли и продали, а его в психушку посадили. А кто-то из ветеранского комитета узнал, поднял волну. Всплыло, что у него брат есть, вот его к брату и… К нам, то есть. И опять, получается, сошлись. И с утра до ночи друг другу все припоминают. Главное, что пять минут назад было, они не помнят, а что тогда – наизусть! А ведь лет уже семьдесят прошло, если не больше!

МАТВЕЙ (Кристине). Я извиняюсь, вас Валентина прислала?

КРИСТИНА (глянув на Люсю). Ну… В каком-то смысле.

МАТВЕЙ. Есть, понял! Давно пора!

Он идет к шкафу, достает чемодан, начинает укладываться.

ЛЮСЯ. Матвей Трофимович! Ты куда это собрался?

МАТВЕЙ. К Валентине. Машину из наркомата прислали? Там хорошие машины, багажники большие.

СЕМЕН. Из наркомата, а как же! А меня – в «воронок»! Пейте советское шампанское! (Отходит к двери, тревожно). Гляньте в окно, приехали уже?

КРИСТИНА. Семен Трофимович…

СЕМЕН. К окну все встаньте! Вместе, чтобы оттуда не видно ничего было! Матвей, ну! Как брата прошу!

Кристина, Люся, Матвей идут к окну, смотрят. Семен бросается к серванту, достает какие-то бумаги, рвет их. Торжествует.

СЕМЕН. Вот так вот! Нет ничего! Не подкопаетесь!

КРИСТИНА (Люсе). И часто у них так?

ЛЮСЯ. Периодически. Забывают, где и с кем. И в каком времени находятся. Я мучилась, пока слово не нашла. (Громко). Поверка! Поверка! Строиться!

Семен бросается к своей кровати, наскоро заправляет ее, вытягивается рядом по стойке «смирно». Матвей встает перед ним.

МАТВЕЙ. Фамилия?

СЕМЕН. Хорев!

МАТВЕЙ. Номер!

СЕМЕН. К-671!

МАТВЕЙ. Статья?

СЕМЕН. Пятьдесят восемь-десять!

МАТВЕЙ. Срок?

СЕМЕН. Пятнадцать!

МАТВЕЙ. Мало! Расстрелять вас, как бешеных собак!

КРИСТИНА. Не надо, перестаньте! (Люсе). Нехорошо это как-то.

ЛЮСЯ. Зато работает. Сейчас все в норму придет, смотрите. (В сторону). Дорогие зрители, вы видели пьесу из нашего прошлого! В роли братьев Семена Хорева и Матвея Хорева братья Семен Хорев и Матвей Хорев!

Бьет в ладоши. Кристина тоже хлопает. Братья кланяются.

СЕМЕН (Кристине, галантно). Мне кажется, мы где-то встречались.

ЛЮСЯ. Сто лет, а туда же! Хотя, кто его знает, может, у него тоже – эрекция!

КРИСТИНА. Люся!

ЛЮСЯ. Да шучу я! Сами скоро поймете, если тут не шутить, с тоски сдохнешь!

Она берет с серванта поднос, собирает на него обрывки бумаги, ставит тарелку с недоеденной колбасой, подхватывает занавески, уходит. Кристина подходит к Матвею.

КРИСТИНА. Значит, это вы моего дедушку убили?

МАТВЕЙ. Чего говорите?

КРИСТИНА. Да так. Ничего. Отдыхайте.

Уходит. Семен садится на кровать. Матвей подходит к чемодану.

МАТВЕЙ. Кто это тут бросил?

СЕМЕН. А?

МАТВЕЙ. Чемодан чей?

СЕМЕН. Мой. Или твой. У нас одинаковые.

МАТВЕЙ. Выселяют, что ли?

СЕМЕН. Кого?

МАТВЕЙ. Не знаю. Тебя, наверно.

СЕМЕН. Куда? Без согласия не имеют права!

МАТВЕЙ. Валентина не звонила?

СЕМЕН. Кто?

МАТВЕЙ. Валентина!

СЕМЕН. Валентина – это жена твоя?

МАТВЕЙ. Кто?

СЕМЕН. Валентина! Жена твоя! Она же жена твоя?

МАТВЕЙ. Опомнился! Она умерла давно. А у тебя жив кто?

СЕМЕН. Нет никого. Сын старший умер, дочь… Тоже. Еще раньше… У сына детей не было, а у дочери был кто-то… Или тоже нет?.. Был, не был, какая разница, если сейчас никого? Вот я сам – жил, не жил, какая разница, если меня почти нет?

МАТВЕЙ. А я есть!

СЕМЕН. Ну и радуйся.

Пауза.

МАТВЕЙ. Я не понял, завтрак уже был или нет?

СЕМЕН. Чего гадать, поди да узнай.

Матвей идет к двери.

МАТВЕЙ. Ты идешь?

СЕМЕН. Нет, голодный останусь!

Встает, идет к брату. Они выходят.

Затемнение.

2.

Братья смотрят телевизор. Торопливо входит Люся, в руках у нее ваза с цветами и новые розовые шторы. Она ставит вазу на стол.

ЛЮСЯ. Так, братики, встали, кроватки заправили! В санузле нормально у вас? (Заглядывает в санузел). Сейчас гости будут. С телевидения.

Она встает на стул, вешает шторы.

ЛЮСЯ. Але, я к кому обращаюсь? И оденьтесь по-человечески! Семен Трофимыч, это что у тебя на ногах?

СЕМЕН. А?

ЛЮСЯ. С какой помойки штаны?

СЕМЕН. Штаны как штаны.

ЛЮСЯ. Дыра, коленку видно!

СЕМЕН. Где? (Смотрит). Ничего. Даже лучше – сквознячок.

МАТВЕЙ. Он нарочно! Пусть все видят, какой он бедный, как его государство обидело! Неестественный ты, Семен. Неприятный. Все ты не просто так, все у тебя нарочно! (Люсе). Правда, что ли, телевидение?

ЛЮСЯ. А с чего мне шутить? Одевайтесь, говорю же!

Матвей идет к шкафу. Достает костюм. Смотрит на него. Вешает обратно, достает парадный мундир полковника Советской Армии. Переодевается.

СЕМЕН. Куда рядишься?

МАТВЕЙ. Телевидение снимать будет.

СЕМЕН. Чего?

МАТВЕЙ. Телевидение приехало! Оделся бы тоже.

СЕМЕН. Обойдутся. В каком виде есть, в таком снимут.

МАТВЕЙ. До трусов разденься тогда.

СЕМЕН. А надо бы! У них в телевизоре и так одни трусы. Реклама – трусы, кино – трусы. Да еще снимают и трясут перед всеми.

Люся смеется, слезает со стула.

ЛЮСЯ. А ведь точно сказал! Согласна, Семен Трофимыч, но, знаешь, бывают такие трусы, что приятно посмотреть. И под ними тоже. Если молодые люди – почему нет? (Достает из шкафа брюки). Твои?

СЕМЕН. Вроде бы.

ЛЮСЯ. Давайте-ка оденем. (Подходит, стаскивает с Семена его штаны с дырой). Ножки не поджимай, не мешай мне! Рубашку дать?

СЕМЕН. Давай.

Люся достает из шкафа рубашку, помогает Семену надеть ее. Тем временем Матвей надел мундир. Смотрится в зеркало.

ЛЮСЯ. Красавцы! Женихи!

Входят Кристина, Лета, Арсен.

КРИСТИНА. Видите, как у нас тут из-за ремонта? Не повернуться. Может, в холле устроимся? Там уютно – кресла, ковер, цветы везде.

ЛЕТА. Мы снимать сейчас не будем, поговорим предварительно, а приедем прямо в день рождения. Репортаж такой. Кто юбиляр?

КРИСТИНА. Оба. В один день родились.

Лета смотрит на Арсена. Тот достает телефон, заглядывает.

АРСЕН. Матвей Трофимович нам нужен.

ЛЮСЯ. Это вот он. Герой!

ЛЕТА. Хорошо. Мы, чтобы не толпиться, посидим, поговорим с ним, а вы подождите там пока, хорошо?

КРИСТИНА. Извините, не получится. Он больной и пожилой человек, нужен постоянный контроль!

АРСЕН. Кристина Юрьевна, я же объяснил, вам не о чем беспокоиться. Руководству канала нужен только позитив, мы ваши секреты разведывать не собираемся.

ЛЮСЯ. Какие еще секреты? Никаких секретов! Да у нас образцовое учреждение, сплошные грамоты от министерства!

АРСЕН. Вы кто?

ЛЮСЯ. Администратор по хозчасти. Сестра-хозяйка, если проще. Людмила.

АРСЕН. Очень приятно, Арсен, продюсер, а Леточка у нас ведущая, звездочка. И тоже продюсер начинающий. Смена поколений!

ЛЕТА. Виолетта меня зовут. Можно Лета. Не Леточка.

АРСЕН. У нас на весь город один такой ветеран, поэтому мы хотим все масштабно. Школьники придут с поздравлениями, мэр приедет, делегаты от союза ветеранов, а мы все это заснимем, а потом небольшое интервью с виновником торжества. В чем проблемы?

КРИСТИНА. Да нет проблем, мы идем навстречу, но вы как-то странно… Почему вы нас просите удалиться, не понимаю.

АРСЕН. Хорошо, оставайтесь, но всем-то зачем? Дедушке вот скучно будет, пусть прогуляется пока.

ЛЮСЯ. Он его родной брат, между прочим!  

АРСЕН. Да? Как фамилия?

КРИСТИНА. Естественно, та же, Хорев. Хорев Семен Трофимович.

СЕМЕН. Их бин хир! О чем тут речь, кто скажет? Где телевидение?

АРСЕН. Мы телевидение.

ЛЮСЯ. Говорите громче, он плохо слышит.

АРСЕН. Мы телевидение! А вы тоже ветеран?

СЕМЕН. А как же! Шестьдесят лет трудового стажа!

АРСЕН. Тоже воевали?

СЕМЕН. Хуже! Отбывал несправедливый срок в лагерях, чуть не помер там. Один раз за труп приняли. Подъем на работу, а я не могу. Хоть убивай меня – не встану! Они меня потыкали, говорят – все, из него уже пар не идет! То есть, даже не заметно, что дышу, вот до чего сил не было! Меня за руки, за ноги – несут. На мороз вынесли, чую – телогрейку снимают. Я вцепился: не тронь, мое! Ах, ты живой?! И по зубам мне. (На Матвея). А он руководил.

МАТВЕЙ. Врешь! Меня над тобой там не было, мы один раз только встретились, я тебя потом даже не видел!

АРСЕН. Минутку. (Матвею). Вы там кем были?

МАТВЕЙ. Неважно! Главное – я полвойны прошел!

СЕМЕН. Да ты месяца не воевал! А потом ногу прострелил себе!

МАТВЕЙ. Убью!

Бросается на Семена. Семен отталкивает его, Матвей падает. Его поднимают Люся и Арсен.

СЕМЕН. Не на того напал! Тоже мне! Мундирчик напялил, цацки нацепил! А вы приглядитесь, на что эти медальки похожи! На голову человека вверх ногами! Каждая медаль – человек! Пристрелил врага народа – получи!

МАТВЕЙ. Врешь! Врешь, гад, это за войну, за лагеря ни одной награды нет! И я в людей не стрелял! А тебя бы вот сейчас – с удовольствием! Прямо в глаза твои бесстыжие! Полную обойму!

СЕМЕН. Стреляй, падла! На!

ЛЮСЯ. Семен Трофимыч, да уйди ты, не дразни его! Прогуляйся во дворике, погода отличная!

СЕМЕН. Нехорошо мне.

КРИСТИНА. Пойдемте, давление проверим, пульс посчитаем, пойдемте!

Она выводит Семена.

МАТВЕЙ (Люсе, щелкая пальцами). Дай мне!

ЛЮСЯ. Чего? Корвалольчику?

МАТВЕЙ. Нет! Дай… (Прикладывает два пальца к губам). Сюда дай!

ЛЮСЯ. Закурить, что ли? Ну нет, это даже не надейся!

МАТВЕЙ. Молчать! (Арсену). А ты кто такой? Отошел на пять шагов! Закурить мне быстро!

ЛЮСЯ. Ладно, ладно! Пойдем на балкончик, вместе покурим… на свежем воздухе…

Она выводит Матвея на балкон.

ЛЕТА. Ничего себе… А если во время репортажа они скандалить начнут?

АРСЕН. Репортаж не прямой, смонтируем.

ЛЕТА. Ты не понимаешь? Нам поручение дали от мэра – организовать. Не только снять, а организовать, есть разница? Это моя первая серьезная работа. И что будет? Сразу все и провалю?

АРСЕН. Да ладно, попросим дать транквилизаторов каких-нибудь, чтобы не бушевали… Но какая тема, Леточка!

ЛЕТА. Не Леточка, Арсен, я просила!

АРСЕН. Мы же одни.

ЛЕТА. Одни, не одни – привыкай.

АРСЕН. Раньше нравилось.

ЛЕТА. Диктую по буквам: у нас три месяца уже ничего нет. И больше не будет. Все, закрыли этап. У тебя жена, ребенок, у меня своя жизнь, свои дела.

АРСЕН. Какие дела? Подмосковные вечера снимать? Большие проблемы маленького города? Ты хочешь засветиться на всю страну?

ЛЕТА. И засвечусь, не волнуйся.

АРСЕН. Ты послушай! Мы делаем документальный фильм. Так и назовем: «Два брата». Один был репрессированный, второй, наоборот, репрессиями занимался. И всю жизнь друг друга ненавидят, но вместе живут. Надо, кстати, узнать, почему. Посадить их перед камерой – и пусть вспоминают, пусть ругаются, а лучше, если подерутся. И перебиваем хроникой. Без текста – просто картинки. Хроника, старые фотографии. Лагеря, лагеря, лагеря! Заключенные – в тряпках, худые, голодные! Лес валят, каналы капают! А потом – кровавые гэбисты или… Как их тогда называли? (Быстро что-то ищет в телефоне). Энкавэдэшники, вот! Холеные, сытые! Охраняют, празднуют что-то, в парадной форме снимаются! Жизнь – и смерть! Контрасты! И не где-то там, а вот тут, живые свидетели и участники! Это будет бомба! Берлинале, Канны, Локарно, Шанхай! Все фестивали наши будут!

ЛЕТА. Арсен…

АРСЕН. И ты в кадре! Тоже контраст – старость, умирание, а рядом – молодость, красота! Я даже возбуждаюсь от этого.

ЛЕТА. Остынь! В кадре меня не будет. Ты как маленький, Арсен, даже смешно. Такой наивный. Сам же знаешь, сейчас в тренде национальное примирение, единство, все дела. Тебе никто денег на это кино не даст.

АРСЕН. И не надо! На телефон сниму! А хроники в интернете полно, в свободном доступе! Когда я учился, нам мастер говорил: главное – найти героя и тему. И вот оно – и герои, и тема!

ЛЕТА. Хорошо. Может быть. Но – потом. Сейчас нам надо сделать так, как от нас ждут. Это ты понимаешь?

АРСЕН. Понимаю.

ЛЕТА. Отлично! Тогда давай – как-то улаживай все это. Пусть их разведут, у нас репортаж про одного намечен, он ветеран, а этот только путаться будет. Потом делай с ним, что хочешь, а сейчас нам нужен только тот. Это понятно?

Входят Люся и Матвей. Люся ведет Матвея к кровати, помогает лечь.

ЛЮСЯ. Сейчас приляжешь, все будет, как надо… Вот так... И лежи, отдыхай…

ЛЕТА. Ему плохо?

ЛЮСЯ. Устал. Они быстро устают. По пять раз на дню спать укладываются.

Матвей лежит, но вдруг резко приподнимается, садится на кровати. Осматривается.

МАТВЕЙ. Я где?

ЛЮСЯ. У себя.

МАТВЕЙ (смотрит в окно). А там что?

ЛЮСЯ. Балкон. Мы там только что были.

МАТВЕЙ. Нет, там, дальше?

ЛЮСЯ. Дерево.

МАТВЕЙ. Два было. Спилили?

ЛЮСЯ. Должно быть. Старое, вот и спилили.

АРСЕН (Люсе). Извините, можно…

Люся отрицательно качает головой: не сейчас, помолчите.

МАТВЕЙ. А Валентина где?

ЛЮСЯ. Вышла. Ты полежи, полежи. Давай, сниму китель твой, а то помнется, медальки растеряешь.

Она снимает с него китель. Матвей смотрит на него.

МАТВЕЙ. Кого хоронили?

ЛЮСЯ. Никого не хоронили, с чего ты взял?

МАТВЕЙ. Парадная форма. Я ее только на День Победы надеваю. На Первое мая еще. На Седьмое ноября. И когда хороним. Сейчас лето, праздников нет. Кого хоронили?

ЛЮСЯ. Да никого, а просто к тебе вот телевидение приехало, чтобы тебя снять в связи, что тебе сто лет.

МАТВЕЙ. Когда?

ЛЮСЯ. Через две недели.

МАТВЕЙ. А Семен? Вот оно что… (Начинает плакать). Не дожил, значит… Закопали Сему…

ЛЮСЯ. Да живой он! Живой! (Арсену, Лете). Сбегайте быстренько к Кристине, он у нее где-то там! Или покараульте, я сама.

ЛЕТА. Мы сходим. Арсен?

АРСЕН. Сбегай, ты моложе.

ЛЕТА. Надо поговорить!

АРСЕН. Потом поговорим, не видишь – плохо человеку, считает, что брат умер!

Лета выходит, очень недовольная. Арсен берет стул, подсаживается к Матвею.

АРСЕН. Матвей Трофимович, успокойтесь, вы напутали, ваш брат жив, сейчас придет!

МАТВЕЙ (вытирая слезы). Да? А где он?

АРСЕН. Да идет уже!

МАТВЕЙ. А Валентина где?

ЛЮСЯ. Тоже будет. Попозже.

АРСЕН. А вы, значит, встречались с братом? Там, в лагерях? Как это было?

ЛЮСЯ. Нашли время спрашивать!

АРСЕН. Ничего, ничего, извините, забыл, как вас?

ЛЮСЯ. Людмила Ивановна.

АРСЕН. Прямо по отчеству? А без него можно? Вы же не старше меня. Как вы привыкли? Люда, Мила, Люся?

ЛЮСЯ. Ну, Люся…

АРСЕН. Люся, ветераны любят вспоминать прошлое. Пусть поделится, отвлечется. (Матвею). Вы кем служили?

МАТВЕЙ. Ординарец был у товарища полковника Сухотина. С боями с ним прошли от Курска до Белостока. Он меня обещал послать учиться, но не успел, убило его. Его убило, а меня ранило. Одной бомбой накрыло. Он впереди стоял, я сзади, его насмерть, я уцелел. Можно сказать, он меня закрыл своим телом. Вот какие были люди! … А где Кристя?

ЛЮСЯ. Кристина Юрьевна? Сейчас придет.

МАТВЕЙ. Старая, наверно, уже?

ЛЮСЯ. Да не очень.

АРСЕН. Это кто?

МАТВЕЙ. Любовь моя фронтовая. Я ей сапожки, было дело, достал. Она в кирзовых ходила, три портянки наматывала, не было ее размера. А я ей офицерские добыл, хромовые. Почти по ноге. Наваксил их – смотреться можно было. Принес, говорю – примерьте. Она говорит: потом, я при вас стыжусь. Чего стыдиться, это ж сапоги, а не… Не кальсоны какие-нибудь. А она мне: я не то стыжусь, что сапоги, а что я ноги неделю не мыла, не хочу вам показывать. Я говорю: так давай я тебе воды принесу горячей с кухни. Что вы, что вы, как это вы мне воду потащите, неудобно! Я сама! Нет, сиди, жди. Принес. А она меня выгнала, стеснялась при мне ноги мыть. Ножки свои. Тридцать шестой размер. А портяночки у нее были… Как кукольные… Как носовой платок, не больше…

АРСЕН. Это все очень интересно, но я не про это. В лагерях вы кем были? Некоторые считают, что это было плохо, там служить, но ведь служба есть служба, да? Куда пошлют. И вы, наверно, искренно верили, что они враги народа?

МАТВЕЙ. А кто же они еще? И тогда были, и сейчас есть. (На Люсю). Она вот – чистый враг!

ЛЮСЯ. Спасибо, Матвей Трофимович!

МАТВЕЙ. Пожалуйста! То и дело у холодильника нашего пасется! Думает, я старый, ничего не помню! А я помню! (Идет к холодильнику, открывает дверцу). Вчера я тут кефир поставил – где? В столовой не захотел пить его, думаю, вечером выпью или завтра. Поставил сюда. Сунулся – нет! Скажешь, не ты украла?

ЛЮСЯ. Не украла, а выкинула! Он пять дней там стоял, закис, я и выкинула! Вы там с братом все время ставите про запас, а не пьете!

МАТВЕЙ. Пью или не пью – мое дело! А чужого не трожь!

АРСЕН. Матвей Трофимович, а все-таки – как вы встретились с братом?

МАТВЕЙ. Где?

АРСЕН. В лагере.

МАТВЕЙ. А тебе-то что? Ты кто?

АРСЕН.  С телевидения, продюсер.

МАТВЕЙ. Документы покажи.

АРСЕН. Зачем? Нет, пожалуйста… (Достает паспорт). Вот.

МАТВЕЙ. Чего ты мне паспорт суешь? Удостоверение давай!

АРСЕН. У меня не удостоверение, пропуск, карточка. Я продюсер, а у продюсеров, у режиссеров, у них… Вот Михалков, например, он режиссер, но, думаю, вряд ли у него есть удостоверение, что он режиссер.

МАТВЕЙ. А как же? На слово верят, что ли?

АРСЕН. Именно.

МАТВЕЙ. Так. Все понял. Не морочь мне голову, до свидания! 

АРСЕН. Матвей Трофимович…

МАТВЕЙ. Ушел отсюда, говорю тебе! Быстро!

Арсен готов уйти, но тут входят Кристина, Лета и Семен.

ЛЮСЯ. Ну вот, и слава богу, и братик пришел!

МАТВЕЙ. Семен… Живой!

Обнимает брата, хлопает по плечам.

МАТВЕЙ. Да ты садись, садись… Спасибо, что навестил. А я вот, видишь, в больничке припухаю… Старость, что ты хочешь! Ты один пришел? (На Лету). Это не дочка твоя?

ЛЕТА. Нет!

СЕМЕН. Совсем ты беспамятный стал, Матвей. Я тоже тут живу.

МАТВЕЙ. Где?

СЕМЕН. Тут, в этой комнате. В доме престарелых.

КРИСТИНА. В доме ветеранов!

МАТВЕЙ. Тоже заболел?

СЕМЕН. Оба мы больные с тобой. Неизлечимо.

МАТВЕЙ. И ты, значит, тут? У меня?

СЕМЕН. Это ты у меня. Подселили.

МАТВЕЙ. Вспомнил! Ремонт! Я основные вещи помню, а по мелочам забывать стал. Подводит иногда память, не отрицаю. Что есть, то есть. А это кто у нас? Людмила, кто это?

ЛЮСЯ. Это директор наш новый, Кристина Юрьевна. А это с телевидения, снимать будут про вас передачу.

МАТВЕЙ. Ясно… Кристина, значит? Была у меня одна подруга. Или даже больше, чем подруга. Тоже Кристина звали.

СЕМЕН. Поехал! Про сапожки еще расскажи.

МАТВЕЙ. Про сапожки? Расскажу, почему нет. Как пример боевых будней во всей их простоте. Была у нас такая Кристина, санитарка…

СЕМЕН. Хватит, надоел ты всем своей Кристиной!

МАТВЕЙ. Не тронь! Женщина на войне, ты даже представить не можешь, как это тяжело!

СЕМЕН. Зато я в лагере их повидал! Зимой мимо нас гнали, мы дорогу там чистили, а их гнали. Идут, я вижу, след кровавый. А молодой был, совсем не знал ничего в женских особенностях. Сдуру говорю напарнику, тот пожилой был: раненая, что ли, идет? А он: дурак, у нее, наверно, месячные, а подоткнуться нечем. Да и не дают остановиться лишний раз. Потекла – ну, и теки. Ничего, говорит, собаки тоже текут, суки которые, а не подтыкаются, так бегают. Я ему: дядь Петь, но мы же не собаки! А он мне: мы хуже! Собаку хозяин кормит и работать не заставляет, если только сторожить. А нас не кормят, а работать велят! (Матвею). Помнишь, Матюша, как мы повидались? Я еле стою, ветром шатает, ребра посчитать можно, а у тебя рожа, как арбуз, только что не зеленая, а красная. Ты меня не узнал даже! Я тебя окликнул, ты подошел, а сам по сторонам смотришь! Как бы тебя не уличили, что у тебя брат враг народа.

МАТВЕЙ. Врешь! И так все знали! Знали, что враг, а все равно доверяли! Справедливые были! Беседовал со мной один из Москвы, на инспекцию приезжал, я ему сам все выложил. А он мне: ты, говорит, не виноват, что брат враг. Ты, говорит, не сторож брату своему!

СЕМЕН. Гляньте, как распелся! Гордится, что людей губил! И спит спокойно! По-хорошему знаешь, что мне сделать надо? От имени всех? Придушить тебя ночью подушкой, да и все! Месть народа в моем лице!

МАТВЕЙ. Не успеешь! Я тебя сам придушу!

КРИСТИНА. Поверка! Становись!

Семен вскакивает, Матвей встает перед ним.

МАТВЕЙ. Кто кричал? Кто кричал, спрашиваю?

СЕМЕН. Никак нет, никто не кричал, гражданин начальник!

МАТВЕЙ. Ну и молчи!

СЕМЕН. И молчу!

Пауза.

ЛЕТА. Это, конечно, не мое дело, но, мне кажется, вам надо найти возможность их расселить. Представьте, приедет поздравлять мэр, другие люди, а тут…

КРИСТИНА. Да, так и сделаем.

АРСЕН. Этого, значит, поздравлять будут, а этого нет?

ЛЮСЯ. Почему? Тортик купим, сядем… Как обычно.

АРСЕН. Я не об этом. Разве Семен Трофимович не заслуживает почета от мэра?

ЛЕТА. Давай не здесь, Арсен. В рабочем порядке.

КРИСТИНА. Мы все сделаем, не волнуйтесь. (Люсе). У нас ведь Чижов один?

ЛЮСЯ. С Чижовым нельзя, пробовали, он всех гонит. Дерется, да так больно. Меня за руку вот тут ухватил, неделю с синяком ходила. Старые, они же как дети, они силу не рассчитывают. Внучка вон моя иной раз так шарахнет! Не понимает, что больно. Мы можем нижнюю кладовку оборудовать, она нормальная, с окном. Матрасы в подвал спустим, а Матвея Трофимыча туда. Или Семена.

СЕМЕН. Лечь можно?

ЛЮСЯ. Да ложись, конечно. (Матвею). А ты сними мундир пока свой и отдохни тоже.

Семен ложится, Матвей отходит к шкафу, начинает переодеваться.

АРСЕН. Столетнего ветерана – в кладовку?

ЛЕТА. Тебе же сказали – с окном! И это не наше дело! Все, спасибо, мы еще приедем все обговорить. Учитывая, что мероприятие на контроле у мэра, можно что-то такое попросить в честь юбилея. Телевизор новый или… Что вам нужно?

ЛЮСЯ. Система сигнализации нам нужна! Как в нормальных домах – у каждой койки кнопочка, чтобы помощь вызвать. До сих пор голосом все кричат, если что надо. А еще лучше – датчики такие у каждого. Давление мерять, как сердце работает, даже, говорят, контроль сахара можно мерить.

КРИСТИНА. Не все сразу, Людмила Ивановна.

АРСЕН. А вы пользуйтесь ситуацией, просите! Леточка… Лета мэру передаст, она с ним в очень дружеских отношениях.

КРИСТИНА. Правда?

ЛЕТА. Ну, не в дружеских, но… Пойдемте, Кристина Юрьевна, обсудим. Арсен!

АРСЕН. Я тоже нужен?

ЛЕТА. Конечно. (Громко). До свидания, Матвей Трофимович! До свидания, Семен Трофимович!

Лета, Кристина и Арсен уходят.

ЛЮСЯ. Ну вот, радуйтесь, расселят вас наконец!

МАТВЕЙ. Чего?

ЛЮСЯ. Ничего. Я вот сама тоже с сестрой сойдусь, видимся раз в год, и вроде скучаю, а начнем общаться – тут же что-то вспыхивает. Слово за слово, и пошло, и пошло! И такая у нас злоба, такая ненависть, что… С чужими, и то не так. Нет, это понятно, мы чужих так сильно ненавидеть стесняемся, а со своими отводишь душу. Как говорится, кого люблю, того и бью. Давление сами смеряете или прийти? А, все равно не слышат. Ладно, приду, проверю.

Уходит.

3. 

Ночь. Братья спят. Семен просыпается, приподнимается. Долго сидит, всматриваясь в темноту.

СЕМЕН. Есть кто живой?

Матвей просыпается. С трудом садится.

МАТВЕЙ. Чего такое?

СЕМЕН. Ты тоже тут?

МАТВЕЙ. Где?

СЕМЕН. Там же, где и я. Помнишь, днем люди были?

МАТВЕЙ. Инспекция?

СЕМЕН. Выселить нас собираются.

МАТВЕЙ. Куда?

СЕМЕН. Да уж не на курорт!

МАТВЕЙ. Я не хочу.

СЕМЕН. И я не хочу, а что мы сделаем?

МАТВЕЙ. Бежать надо. Там они нас не достанут.

СЕМЕН. Где?

МАТВЕЙ. На воле.

Семен встает, идет к двери, приоткрывает ее.

МАТВЕЙ. Чего там?

СЕМЕН. Свет горит. Заметят. Или на выходе накроют.

Матвей встает, идет к серванту, роется в ящиках. Показывает Семену штопор.

МАТВЕЙ. Хорошая штука.

СЕМЕН. Не надо. Они не виноваты, что их поставили. (Идет к балконной двери, открывает, выходит, возвращается). Балкон.

МАТВЕЙ. Какой этаж?

СЕМЕН. Первый. До земли метр где-то. Я-то ничего, а как ты с твоей ногой?

МАТВЕЙ. А что нога? (Щупает ногу). Ничего, справлюсь. Собирай вещи!.........